Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого. 1933-1936 гг. - Юрий Фельштинский

Многоуважаемые господа Саймон и Шустер![655]

Я постараюсь дать журналистам желательное Вам интервью в связи с выходом моей книги. Необходимые шаги в этом направлении я уже принял.

Вы спрашиваете, не могу ли я сообщить Вам какие-либо дополнительные данные о том, как и при каких условиях писалась и пишется «История русской революции». Попытаюсь набросать здесь наспех кое-какие обстоятельства, которые могут представить для Вас интерес.

В Константинополе нет никаких библиотек, если не считать книгохранилищ со связанными книгами Ислама и пр. Каждую справку мне приходилось наводить за границей, путем писем или телеграмм.

Нужные мне газеты посылались мне моими сотрудниками из Берлина. Я отмечал здесь то, что представляло для меня интерес, и возвращал в Берлин для переписки, так как постоянная моя сотрудница занята была текущей работой. Если в выписках оказывались сомнительные места, то проверку приходилось проводить по авиационной почте (к сожалению, она функционирует далеко не круглый год).

Если, таким образом, принять во внимание, что главная часть моего «штаба» (розыск необходимых материалов, выписка и покупка книг, наведение справок и пр.) находится в Берлине, отделенном от Константинополя четырьмя днями почтового сообщения, то не трудно себе представить, какие технические затруднения проходилось и приходится преодолевать в процессе работы.

Я надеюсь, однако, что эти препятствия и затруднения, вызываемые условиями моей высылки, не отразились неблагоприятно на точности работы. Мои сотрудники в Берлине и здесь относились к делу с исключительным вниманием и помогли мне в течение этих двух лет преодолеть невыгодные условия работы.

Большим подспорьем служили мне мои собственные старые работы, писавшиеся в разгаре событий и отражавшие разные этапы русской революции. Все эти работы, а также речи, написанные мною документы и пр. вошли в полное Собрание моих сочинений, выпускавшееся в свет Государственным издательством в Москве в течение нескольких лет[656]. Группа молодых историков, социологов и экономистов снабжала каждый том тщательно разработанными примечаниями исторического, критического и теоретического характера. Вся эта работа велась в свое время под общим моим руководством и чрезвычайно облегчила мне сейчас обработку исторического материала.

Замечу здесь же, что из общего плана издания, рассчитанного на 30 с лишним томов, вышло только 13 книг[657]. Сталинская бюрократия не только приостановила издание в 1927 году, но и полностью изъяла все вообще мои книги из книжного оборота, библиотек, читален, училищ и т. д. Упомянутые выше молодые ученые, помогавшие мне при издании книг, как и другие мои ближайшие сотрудники, находятся ныне в тюрьмах и в разных местах сибирской и среднеазиатской ссылки (Эльцин[658], Солнцев, […][659], Сермукс[660], Познанский[661] и др.).

Изданная Вами «Февральская революция» на русском языке вышла. Ко ввозу в СССР она, разумеется, строжайше запрещена. Причина запрета не в том, разумеется, что книга может принести ущерб интересам Советского Союза (об этом не может быть и речи), а в том, что книга написана мною. Надо, впрочем, прибавить, что «История» на основании аутентичных материалов беспощадно разрушает целый ряд легенд, создаваемых историками сталинской фракции. Так, например, я доказываю — и смею думать, совершенно неоспоримо, — что Сталин в начале Февральской революции, до приезда Ленина из-за границы в так называемом «пломбированном» вагоне, занимал политическую позицию, гораздо более близкую к меньшевикам, чем к Ленину. Этого одного достаточно, чтобы сделать мою работу невозможной в СССР.

Второй том, посвященный Октябрьской революции, близок к концу. Он занял у меня значительно больше времени, чем первый том. Не только потому, что он значительно превосходит первый том по размерам, но, главным образом, потому, что в области Октябрьской революции официальная сталинская историческая школа успела совершить поистине грандиозную работу […][662] и работа по сборке фактов и документов требовала особой тщательности.

Последние два года у меня ушли почти целиком на обработку двух томов «Истории». Если, как сказано выше, здешние условия создают чрезвычайные затруднения в отношении научного аппарата, то зато они чрезвычайно благоприятны для сосредоточенной и тщательной работы над материалами. Остров Принкипо зимой почти необитаем, летом здесь запрещена езда на автомобилях, вместо городских шумов — только шум моря. В климатическом и эстетическом отношении Принкипо имеет несомненные преимущества перед всеми теми местами ссылки, с которыми мне приходилось знакомиться.

В 1919 году Ллойд Джордж предлагал созвать на Принкипо международную конференцию с участием Советов. Ленин настаивал на том, чтобы я на этой конференции представлял Советский Союз. Конференция, однако, не состоялась из-за внутренних противоречий в Антанте. Но на Принкипо мне все же пришлось побывать: не для переговоров с европейской дипломатией, а для работы над «Историей русской революции». Должен признаться, что эта вторая работа мне гораздо симпатичнее первой.