Полет сокола - Уилбур Смит

Девушки шли той особенной грациозной походкой, какая свойственна африканкам; они плавно переступали, выпрямив спину и неспешно покачивая бедрами, при каждом шаге крепкие незрелые яблоки их грудей весело подпрыгивали. Они вошли в небольшой лагерь Зуги в роще и опустились на колени, преподнося дары.

В некоторых горшках было густое просяное пиво, кислое и пузырящееся, в других — простокваша из коровьего молока — имаас, основной продукт питания нгуни, в третьих — большие ломти жирного мяса, жаренного на открытых углях.

— Эти дары — большая честь, — повторил Ганданг, сам явно удивленный щедростью короля. — Все-таки Тшеди, твой дед, был его верным другом.

Вскоре Зуга обнаружил, что на него снова навалилось безделье. Надо было чем-то заполнить долгие дни ожидания. Здесь, однако, никто не мешал ему бродить по городу и окрестностям, за исключением, разумеется, запретных мест — королевского двора и женских кварталов.

Он зарисовывал яркие картины предпраздничной суматохи. Днем, в разгар жары, берега реки были усеяны мужчинами и женщинами, их бархатисто-черная кожа блестела от воды — они купались и мылись перед танцами. На каждом дереве в радиусе нескольких километров были развешаны для просушки накидки и меха, перья и плетеные украшения. Легкий ветерок трепал и развевал их, стряхивая дорожную пыль.

Он проходил мимо стаек молодых девушек — они заплетали друг другу волосы, умащивали маслом и натирали разноцветной глиной, хихикали и махали Зуге руками.

Поначалу Зугу озадачивало, как при таком сборище народа будет поддерживаться гигиена, но потом он заметил, что за городскими стенами есть участок, заросший густым кустарником, и на заре и в коротких сумерках туда ходят и мужчины, и женщины. В этом кустарнике жили вороны и коршуны, шакалы и гиены, они служили городскими санитарами.

Заинтересовавшись жизнедеятельностью города, Баллантайн обнаружил, что купание и стирка разрешены только ниже определенного места, отмеченного особенно высоким деревом или другой приметной чертой, и что женщины наполняют кувшины для питья и приготовления пищи выше этого места.

Даже огромный загон для коров посреди города помогал содержать город в чистоте. Он служил ловушкой для мух. Насекомые откладывали яйца в свежий коровий навоз, но копыта многотысячных стад, круживших по загону, втаптывали их в землю прежде, чем мухи успевали вывестись.

Зуге следовало бы радоваться, что он живым добрался до этого пристанища и что его тело, которое могло быть пронзено копьем, теперь не попадет где-то в глуши гиенам на обед, но он не испытывал ни особой радости, ни покоя.

Чтобы заполнить дни ожидания, майор поставил перед собой определенную задачу. Он делал зарисовки, чертил карты города, отмечая слабые места в его обороне, места, где в случае атаки будет легче всего проникнуть в город и добраться до жилища короля. Он зарисовывал униформу различных отрядов, отмечал цвета щитов и другие признаки, помогавшие различить их на поле боя. Задавая Гандангу невинные на первый взгляд вопросы, он выяснил численность воинов в каждом полку, их возраст и боевой опыт, имена и особенности характера возглавляющих их индун, места их квартирования.

Он обнаружил, что с тех пор, как Томас Харкнесс начертил свою карту, в стране матабеле многое изменилось, и Зуга отмечал эти перемены и делал свои выводы.

Далее, чтобы заполнить дни ожидания, он принялся разрабатывать план боевой кампании против короля Мзиликази, рассчитывать потребность в живой силе и оружии, составлять схемы доставки войск и продовольствия, продумывать маршруты походов и наиболее эффективные способы заставить отряды матабеле принять бой. Зуга был солдатом, он, как и все солдаты, лелеял мечту, которая может претвориться в жизнь только путем военных действий.

Ничего не подозревающий Ганданг был польщен интересом белого человека и с гордостью за могущество своего народа и его достижения отвечал на все вопросы.

Несмотря на занятие, которое выдумал себе майор, дни тянулись еле-еле.

— До конца праздника король не даст тебе аудиенции, — повторял молодой воин, но он ошибся.

Вечером накануне праздника в лагерь в акациевой роще вошли два пожилых индуны. Над серебристыми шапками коротко подстриженных волос покачивались голубые перья цапли. Ганданг приветствовал их с глубоким уважением, внимательно выслушал и подошел к Зуге.

— Они отведут тебя к королю, — коротко сказал он.

Перед хижиной короля горели три небольших костра. Около среднего скорчилась морщинистая, похожая на обезьяну фигура. Покачиваясь на корточках, колдун напевал сквозь беззубые десны магическое заклинание и время от времени бросал в один из больших глиняных горшков, булькавших на кострах, то щепотку какого-то порошка, то побег травы.

Колдуна украшали неизменные атрибуты его профессии — высушенная кожа ящериц и змей, когти орла и леопарда, надутый мочевой пузырь льва, череп обезьяны, зубы крокодила, закупоренные тыквенные фляжки с зельем и порошками, рог дукера, в который собиралась кровь жертв, другие загадочные талисманы и эликсиры.

Он дирижировал всем праздником, посвященным сбору первых плодов урожая, — самым важным событием в календаре матабеле. На празднике благословлялись стада и назначалась военная кампания, в которую отправятся амадода, чтобы чем-то занять себя после сезона дождей. Поэтому собравшиеся индуны следили за приготовлениями внимательно и благоговейно.

Вокруг костров на корточках сидели человек тридцать — старейшины, старшие индуны, личные советники короля. Дворик был переполнен. Над собравшимися метров на девять возвышалась покатая соломенная крыша королевской хижины, верх ее терялся в темноте.

Крыша была сплетена искусно — соломинки складывались в хитроумные узоры. Перед низким дверным проходом стояло кресло европейской конструкции. Зуга догадался, что это, должно быть, то самое кресло, которое двадцать лет назад подарил королю его дедушка Моффат, или Тшеди.

— Байете! Мзиликази, Великий Черный Слон матабеле.

Ганданг научил Зугу правилам этикета, официальным приветствиям и рассказал, как вести себя с королем.

Баллантайн пересек узкий дворик и нараспев перечислил хвалебные имена короля. Он не выкрикивал их, не полз на коленях, как сделал бы подданный, нет, он был англичанин и офицер королевы.

Тем не менее, не доходя метров трех до королевского кресла, Зуга присел на корточки, чтобы его голова оказалась ниже головы короля, и стал ждать.

Человек в кресле оказался гораздо меньше ростом, чем он ожидал от воина с такой грозной репутацией. Когда глаза привыкли к темноте, майор разглядел, что ноги и руки короля невелики и изящны, почти как у женщины, но колени, изуродованные подагрой и артритом, чудовищно распухли.

Король был стар, никто не знал, сколько ему лет, но на рубеже столетия он уже был доблестным воином. Его мускулы, когда-то крепкие, растянулись так, что живот свисал на колени и кожа пестрела растяжками, как у беременной женщины.