Плацдарм - Игорь Недозор

Изваяние это незадолго до эвакуации было прислано вместе с прочим инвентарем — его отлил, что называется, сверх плана харьковский завод имени Малышева и отправил в дар Советской армии, так сказать, основному потребителю его продукции. Установить памятник не успели, а при возвращении домой, должно быть, в суматохе забыли или, может, просто решили оставить брошенным тут соотечественникам своеобразный подарок.

Вообще-то Макеев куда больше обрадовался бы какому-нибудь функциональному изделию танкостроителей, но чего уж теперь?

Так монумент и лежал на складах бесхозным, но потом его все же решили поставить рядом с гарнизонным Домом офицеров, где и планировалось изначально. (Хотя Эгорио сообщил, что бронза идола (хм!!) точь-в-точь совпадает с той, что идет на сеньянские монеты, а из четвертьтонного вождя получится не менее пятидесяти тысяч таких, что равно пяти тысячам баранов!)

К статуе привыкли, в конце концов, какой же советский город без Ильича?

И даже не удивлялись, когда степняки и купцы, забредая в город, оставляли у базальтового постамента бусины, разноцветные ленточки и лоскутки или выплескивали на камень араку и самогон, видимо, вождь мирового пролетариата числился у них кем-то вроде великого предка землян.

В конце концов, вон дапуры точно так же поклоняются Большому Барану — священной скале, напоминающей означенное животное, а у тиролов в предках числится Белый Олень, поэтому земли их сразу узнаешь по торчащим тут и там рогатым оленьим черепам, на рога которых привязаны цветные нити и пучки конского волоса.

Макеев оглядел площадь и довольно цокнул языком. Последнее время он был в приподнятом настроении.

Само собой, стройка, площадь и прочее.

Но главное, конечно, в другом. Он чувствовал, что жизнь и в самом деле понемногу налаживается, и если не наделать глупостей, то впереди уже можно различить не просто просвет, а хотя и долгий и нелегкий, но подъем. Последние два месяца ознаменовались немалыми успехами.

В Артмастерских сделали и испытали первый экземпляр аккумулятора местного производства, как доложил Бровченко. Это было весьма кстати, ибо имеющиеся у них явно доживали буквально последние дни — на большинстве машин уже приходилось пользоваться заводными ручками или запускать их от стационарного генератора в гараже.

Аккумулятор был страшненький, как и все их самоделки. Раза в два больше обычного, цилиндрический корпус из керамики работы местных гончаров, разделенный внутри на ячейки, а сверху еще обтянутый кожей и войлоком, чтобы не разбился. Для него пришлось даже сколотить особый ящик в кузове ГАЗ-66, и заряд он держал так себе. Но этот аккумулятор был вполне пригоден к делу и целиком изготовлен из местных материалов, с отлитыми под присмотром Эгорио по образцу старых пластинами и тянутыми им же из меди проволоками (кислоту они научились делать уже как лет шесть).

Кроме того, началась работа сразу над несколькими проектами.

Пробудились наконец академики и представили проект радикального решения проблемы боеприпасов, точнее, сразу два. Во-первых, пушку на жидком топливе — удлиненный цилиндр, как в обычном автомобильном двигателе, поверх поршня которого кладется снаряд или заряд картечи.

Второе, один из парней второй роты обнаружил в своем чемодане страницу из польского научно-технического журнальчика (его перевели в Аргуэрлайл из Северной группы войск), в которую были завернуты хранимые им письма из дома. Ничего особенного вроде как? Да вот только на той страничке был рисунок древнеримского скорострельного арбалета-полибола с описанием технических подробностей. Сейчас текст кряхтя переводили на русский, а главкузнец, неутомимый Самтар, уже начал отковывать детали для него и разрабатывать технологию массовой отливки болтов, в то время как автомеханики разрабатывали схему приведения его в действие автомобильным двигателем. Правда, дальнобойность его ожидалась невысокая, метров четыреста, но уж в этом радиусе не поздоровится любому врагу.

А на подходе было еще одно решение — решение проблемы транспорта. Ведь как ты ни экономь моторесурс, как ни трясись над запчастями, а настанет день, когда остановится последний грузовик и бронетранспортер. И что прикажете делать, организовывать кавалерию и переналаживать Артмастерские на выпуск сабель и пик?

Сперва думали решить дело с помощью паровиков. Но прикинув так и этак, Макеев со товарищи подумали, что паровая машина уж слишком прожорлива по части топлива (а в Тхан-Такх бывало зимой и навоз кидали в очаги), с другой же стороны — воспроизвести ее не так уж сложно, а земляне пока были не склонны устраивать в Аргуэрлайле промышленную и техническую революции.

Посему было решено изделие Самтара пока отправить в кладовую (еще пригодится детям-внукам, когда встанет вопрос о железных дорогах и кораблях) и попробовать сделать нормальный дэвээс.

Ребята Бровченко изучали так и этак разные двигатели, перепортили немало бумаги на чертежи, строили прототипы из запчастей и ломаных деталей, прикидывая, как будет работать конструкция, если из нее выкинуть тот или иной элемент, и старались упростить устройство до предела.

В конце концов так и родился проект машины под названием «Конек-Горбунок», он же «Верблюд».

Машина должна была представлять собой отлитый из чугуна двухцилиндровый движок, поставленный на дубовую, усиленную железными полосами раму, иметь три колеса, одно из которых ведущее, и примитивную двухскоростную же передачу — ход тихий, ход полный.

Двигатель, кстати, являлся новым словом в технике. Это был не дизель — там воздушно-топливная смесь воспламеняется сама, от сжатия, а тут этого не было, и не обычный бензиновый — с карбюратором и топливным насосом. Ибо сложный в выделке карбюратор был признан «буржуазным излишеством» и на этом основании отменен, а горючее самотеком поступало из бака на крышке капота. Хочешь остановиться — перекрой топливный кран и заглуши мотор. Зажигание было отдельной песней. Повозившись с калильными шарами, инженеры гарнизона придумали нечто вообще несусветное — воспламенение топлива с помощью особой запальной свечи. Пропитанную селитрой тонкую деревянную лучину вставляли в особый патрубок, поджигали снаружи обычной зажигалкой, быстро-быстро заворачивали пробку, и двигатель срабатывал, плюясь огнем и искрами.

Пока что были изготовлены лишь первые детали будущего чуда техники, но Бровченко клялся, что машина выдаст километров пятнадцать — семнадцать на полном ходу и три-четыре на тихом. Годится и как трактор и как грузовик — прицепы таскать.

Потом они обещали заставить работать свое детище от газогенератора, сняв вопрос с топливом.

Еще к ней вполне можно было присобачить тот самый полибол и огнемет. И обшитая листами железа она превращалась в почти неуязвимую боевую машину, причем, как подчеркивал в докладной записке Бровченко, даже не очень большой заводик смог бы выпускать таких монстриков сотнями в год. Этак и о завоевании мира можно подумать!

Наконец, не далее как на прошлой неделе академики отыскали Макееву парня — ефрейтора Толю Карнаухова, который в детстве несколько лет занимался в авиамодельном кружке. И тот, после разговора с сардаром, согласился продолжить работу Шкуратова. Во избежание аварий было принято решение пока ограничиться дельтапланами как самыми простыми по конструкции. И Макеев не отпустил Карнаухова, пока тот клятвенно не пообещал начать тренировки с минимальной высоты полета, прыгая с невысокого холма в предместье. Кстати, он уже нашел ученика — сына местной знахарки Римакки, у которой квартировал (и не только). Тот «заболел» небом после того, как Анатолий сделал ему просто так игрушечный самолетик из веточек и бычьего пузыря…