Граничные хроники. В преддверии бури - Ирина Мартыненко

Почему все так, а не иначе?

Так и не сказанные слова путаются, исчезают, а путница медленно погружается в безрадостную лихорадочную дрему. Поздняя осень Последних миров зацвела у нее глубоко в душе. Так отчетливо. Так ярко.

Сумрак ночной прохлады сменялся беспросветным туманом, и пики древних, обретших вечный покой гор то выступали чернеными громадами, то исчезали во мгле. Очередной промозглый и сырой, запорошенный первым снегом перевал, и кажется, что дороге нет конца. Темные, выкрашенные в глубокие черные цвета стволы деревьев, их тонкие, скрюченные ветви – единственные живые существа среди застывшей навек печали и спокойствия.

Растерянная, гонимая едва ощутимой надеждой, девушка блуждала под затянутым одутловатыми тучами небосводом. Осторожно переступая через скрюченные изуродованные непогодой корни, переходя задернутые прелой листвой буераки, огибая испещренные узорами ветров и порослями мхов булыжники, она шла навстречу самому ветру по слизкой земле босиком, совершенно не ощущая вечерних заморозков.

Откуда-то появился Нианон, держащий старый железный фонарь и зовущий кого-то из темноты. Он не видит ее, а она пытается позвать паренька по имени, но не может. Не в состоянии вымолвить ни звука. Протянутая в порыве рука дотрагивается до сероватой дымки, в которой пропадает юный эмпат. И опять вокруг хлипкая марь – все это теряет свои очертания, исчезает. Блеклое полотно тонким настилом ложится на плечи, бельмами расползается по глазам.

Головокружительный полет, и вот уже она пристально оглядывает все это сверху. Сумеречное одеяло из холмистых отрогов гор кое-где увито лесистыми перепутьями глубоких оврагов. Блеклые куски тумана, что заплатки, устлали узкие долины. Подкладка снега выворачивает наизнанку полотно.

Внезапно девушка понимает, что это огромное теплое покрывало, в котором укрылся от горестей и печалей ее старый друг. Крепкий сон забвения одолел его хрупкое тело. Навсегда заключив в темницу тихих грез. Путник из дома Жтифы, обретший вечный покой своего сердца среди завораживающих иллюзий.

Анарин не успевает поразиться, но вот она уже стоит по пояс в густой пахучей траве и жмурится с непривычки, полной грудью вдыхая пряный аромат наполненного ощутимым светом дня. Мягкие тени скользят вразнобой по зеленой кроне, повсюду пение цикад да яркие отчетливые краски. Теплый летний кров для пастухов под сводами ясного погожего светила.

Обернувшись, путница видит, что совсем рядом с ней застыл в раздумьях Лиса. Или это не он? Два человека накладываются на одного, а тот лишь улыбается, а вот его руки – они по локоть в крови. Девушка ошарашено отступает, а развеселившийся маг, замечая ее, подходит ближе, и вот уже небо темнеет, и она с криком просыпается.

– Я уж думал, ты никогда сюда не заявишься, Анарин.

Мягкое сукно дивана. Темно-коричневое. По-домашнему уютное.

Быстрый порыв, и вот она уже сидит, обводя помещение затуманенным взором.

Просторная комната, открытые сени, большие окна, из которых льется совершенно осязаемый свет. Все такое знакомое. Такое родное. Белые занавески, старый комод, плетеный ковер на деревянном полу. Простая кухня, плавно перетекающая в зал, и смотрящий на нее светловолосый тип, с шумом размешивающий сахар в глиняной кружке.

– Я тебе, между прочим, тоже чай приготовил.

Путница силится улыбнуться. Неловко встает и подходит поближе к обратившемуся к ней человеку. Тот сидит, по своему обыкновению положив ногу на ногу, у самого окна за столом. С его стороны стоит тот самый сладкий напиток, который парень недавно размешивал, а с другой примостилась ее чашка с горячим чаем.

– В ногах правды столько же, сколько в почетных грамотах ореан, – шутит светловолосый и весело подмигивает девушке.

– Опять ты за свое, Рэрос, – садится она напротив него.

– Не опять, а снова, – задорно поправляет путницу ее резко помолодевший собеседник. – И вообще, с каких это ты пор стала походить на мрачного канатоходца, склонного к самоанализу?

– О чем это ты?

– Ну как, во-первых, сны у тебя, надо признаться, прескверные, а окружение – и того хуже, легче удавиться сразу же, чем с такой-то тоской маяться. Такое чувство, что тебя там не кормят, в этой вашей Гильдии. Чуть не забыл самое главное: опять ты по самому краю ходишь, а мина-то у тебя такая унылая, что с ней только в чистом поле ворон пугать. Ах, ты как всегда меня просто умиляешь, Анарин.

– Ну-ну, – фыркнула девушка, – опять мне морали читаешь?

– Не-а, просто перечисляю особенности, – скорчив страшную рожицу, сообщил светловолосый тип. – Лирический настрой, можно сказать.

– Опять Катарина? – ткнула пальцем наугад Анарин, пригубив чая.

– Как ты догадлива. Прямо джолийский оракул.

– В будущее не заглядываю, предсказаниями не увлекаюсь, но ты бы по другой причине ко мне в сновидение так просто не заявился. Постеснялся бы… Хотя как знать?

– Верно подмечаешь детали.

– Просто давно тебя знаю.

Рэрос хмыкнул, а потом, состроив одухотворенную серьезностью гримасу, торжественно сообщил:

– Ничего не хочешь мне сказать?

– А что мне тебе говорить? – путница сделала вид, что удивилась.

– Ну, например, сказать – спасибо тебе, Рэрос, в конце-то концов.

– За какие такие заслуги, позволь мне спросить?

– Ну, например, за то, что передаю тебе пламенный привет от нашего общего друга, который твоему командору хвост подпалить не дал, хотя, стерва эдакая, все же позволил моим ребятам на тот свет отправиться.

– О, а я даже не знала… Прости и… Спасибо…

– Да ничего, он просто поздно заметил, что они там вытворяют. В нашем деле всякое бывает.

– Да, всякое… Но ведь ты не за этим пришел, правда?

Тот вначале не ответил. Отпив немного с кружки, миротворец стал каким-то уж совсем погрустневшим:

– Она добралась до ключа, верно?

– Какая разница?

– Большая, ты же прекрасно знаешь. Впереди у нас очередная грандиозная забава, в простонародье именуемая великим и загадочным словом – Волна. Хотя, я думаю, уже до всех докатилась сия благостная весть.

– Не думаю, что до всех, но все же до меня – точно.

– Ну, так что?

– Все очень сложно, Рэрос… – устало сообщила ему девушка.

– Но все же?

– Думаю, он у нее.

– Вот как…

– Да.

Светловолосый парень замолчал. Провел пальцем по ободку кружки. Задумался о своем.

– Скверно, – наконец-то выдавил он, совершенно ни к кому не обращаясь, а потом, словно впервые заметив путницу, негромко спросил: – Почему ты ее не остановишь, Анарин? То, что она делает – величайшая глупость.