Гении Возрождения. Леонардо, Микеланджело, Рафаэль и другие выдающиеся живописцы, ваятели и зодчие - Джорджо Вазари

Итак, разочаровавшись в ювелирном искусстве и не имея возможности заниматься скульптурой, которая требует слишком многого, Франческо, который хорошо владел рисунком, обратился к живописи, но, так как он был человеком не очень деятельным и не особенно заботился о том, чтобы его занятия живописью получили огласку, он многое писал исключительно для себя. Между тем когда (как я уже говорил в начале этого жизнеописания) Франческо Сальвиати приехал во Флоренцию и в помещении, которое он занимал в попечительстве собора Санта Мариа дель Фьоре, писал картину для мессера Аламанно, Франческо дель Прато, видя, как работает Сальвиати, стал по этому случаю заниматься живописью с гораздо большим рвением, чем он это делал раньше, и написал прекраснейшую картину, изображавшую обращение св. Павла и находящуюся ныне у Гуильельмо дель Товалья, а затем на подрамнике того же размера изобразил змей, падающих с неба на еврейский народ, а еще на одном – Иисуса Христа, вызволяющего праотцов из ада. Последние две картины очень хороши и находятся ныне во владении дворянина Филиппо Спини, большого любителя наших искусств. Не говоря о многих других мелких вещах, что Франческо дель Прато рисовал много и хорошо, можно видеть и по некоторым его рисункам, хранящимся в нашей Книге. Умер он в 1562 году, и смерть его глубоко опечалила всю Академию, так как он был не только мастером своего дела в искусстве, но и таким хорошим человеком, каких еще не бывало.

Учеником Франческо Сальвиати был Джузеппе Порта из Кастельнуово делла Парфаньяна, которого в честь его учителя называли Джузеппе Сальвиати. Привезенный в Рим в 1535 году своим дядей, секретарем пизанского архиепископа монсиньора Онофрио Бартолини, он смолоду познакомился с Сальвиати и, состоя при нем, в короткое время научился не только отлично рисовать, но и превосходнейшим образом писать красками. Позднее, отправившись со своим учителем в Венецию, он настолько сблизился со знатью этого города, что, оставшись там после того, как тот уехал, объявил, что считает Венецию своим отечеством, а женившись, он навсегда там поселился и за малыми исключениями нигде не работал, кроме как в Венеции. На площади церкви Сан Стефано он расписал фасад дома семейства Лорендани цветными фресками, очень красивыми и выполненными в хорошей манере. Равным образом в приходе Сан Поло он расписал дом семейства Бернарди и еще один за церковью Сан Рокко – отличнейшую вещь. Светотенью же и большим количеством историй он расписал три очень больших фасада: один в приходе Сан Моизе, второй в приходе Сан Кассиано и третий в приходе Санта Мариа Дзебенико. Равным образом фреской расписал он внутри и снаружи дворец семейства Приули, богатую и обширную постройку в местечке, именуемом Тревилле и расположенном неподалеку от Тревизи. Об этой постройке будет подробно рассказано в жизнеописании Сансовино. В Пьеве ди Сакко он сделал очень красивый фасад, а в Баньоло в обители венецианских монахов св. Духа, он написал маслом алтарный образ и для тех же святых отцов он в их венецианской обители расписал потолок, иначе говоря, плафон трапезной, разбив его на множество отдельных картин, а на главной торцовой стене этой трапезной – великолепнейшую Тайную вечерю. Во дворце св. Марка, в зале дожа, он написал Сивилл, Пророков, главные Добродетели и Христа с Мариями, за что удостоился бесконечных похвал, а в упоминавшейся выше Библиотеке св. Марка он сделал две большие истории, соревнуясь с другими живописцами Венеции, о которых уже говорилось.

Вызванный в Рим кардиналом Эмулио, он после смерти Франческо закончил одну из самых больших историй в вышеназванной Королевской зале и начал другую, затем, после смерти папы Пия IV, он вернулся в Венецию, где Синьория заказала ему расписать во дворце, в верхнем конце Новой лестницы, на одном из плафонов несколько масляных картин. Он же написал маслом на дереве шесть очень красивых алтарных образов: первый за алтарем Мадонны в церкви Сан Франческо делла Винья, второй в церкви сервитов, за главным ее алтарем, третий в церкви братьев миноритов, четвертый в церкви Мадонна дель Орто, пятый в церкви Сан Дзаккария и шестой в церкви Сан Моизе, а еще два образа он написал в Мурано, которые хороши и выполнены весьма старательно и в отличной манере.

Якопо Сансовино (1486 – 1570)

Во Флоренции фамилия Татти, выходцев из благороднейшего тосканского города Лукки, поминается в коммунальных книгах начиная с 1300 года, так как она всегда изобиловала мужами деятельными, почитаемыми и пользовавшимися высочайшим благоволением дома Медичи. В этой семье и родился Якопо, о котором ныне идет речь, родился он от некоего Антонио, человека весьма почтенного, и от жены его Франчески в январе месяце 1477 года. Его с детских лет, как обычно, стали обучать грамоте, в чем он с первых же шагов стал проявлять живость ума и быстроту соображения, и не прошло много времени, как он самостоятельно стал заниматься рисованием, словно желал этим показать, что сама природа гораздо больше располагала его к этому роду деятельности, чем к словесности. Недаром он и в школу ходил нехотя и лишь против воли заучивал нудные правила грамматики. Видя это, его мать, на которую он был очень похож, потакая ему, устроила ему тайком уроки рисования, лелея мысль о том, что сын ее сделается скульптором, которому, быть может, суждено соперничать с нарождающейся славой совсем юного еще Микеланджело Буонарроти, а также и потому, что ее взволновало некое, казалось бы, роковое и вещее стечение обстоятельств, благодаря которому и Микеланджело и сам Якопо родились на одной и той же улице по имени Виа Санта Мариа около Виа Гибеллина.

Между тем спустя некоторое время мальчика определили по торговому делу. А так как это улыбалось ему еще гораздо меньше, чем словесность, он словом и делом добился у своего отца разрешения свободно заниматься тем, к чему принуждала его сама природа.

В то время во Флоренцию прибыл Андреа Контуччи из Монте а Сансовино, местечка, прославившегося в наши дни тем, что оно стало родиной Юлия III. Андреа, получивший в Италии и в Испании славу самого выдающегося скульптора и архитектора после Буонарроти, находился во Флоренции для изготовления двух мраморных фигур. К нему-то и определили Якопо для обучения скульптуре. И вот, убедившись, что из юноши должен получиться выдающийся скульптор, Андреа не преминул со всей тщательностью преподать ему все то, что могло заставить признать в нем его ученика. А так как он безгранично его полюбил и с любовью занимался его обучением и так как юноша отвечал ему тем же, люди решили, что он не только сравняется со своим учителем, но и намного его превзойдет. И в самом деле, обоюдная любовь и благоволение между ними, как между отцом и сыном, были таковы, что уже в те годы Якопо стали называть не де Татти, а дель Сансовино, как, впрочем, его и сейчас называют и всегда будут называть.

И вот, приступив к делу, Якопо получал на каждом шагу такую помощь от природы, что, хотя он иной раз и не проявлял особого прилежания или рвения к своей работе, тем не менее во всем, что он делал, видна была легкость, нежность, грация и некое обаяние, особо ценное в глазах художника, а каждый его набросок, каждая черта, каждый эскиз всегда отличались подвижностью и смелостью, которыми природа балует лишь редких скульпторов. Общение же и дружба, которые с детства, а затем и в юности завязались между Андреа дель Сарто и Якопо Сансовино, принесли огромную пользу и тому, и другому. Придерживаясь одной и той же манеры в рисунке, оба они обладали одинаковой легкостью, один в живописи, другой в скульптуре, так как они всемерно помогали друг другу, делясь своими сомнениями в искусстве, а Якопо изготовлял для Андреа модели фигур. А что это так, об этом свидетельствует следующее: на алтарном образе с изображением св. Франциска, написанном для женского монастыря, что на улице Пантолини, есть фигура св. Иоанна Евангелиста, воспроизводящая великолепную глиняную модель, которую как раз в это время вылепил Сансовино, соревнуясь с Баччо да Монтелупо. Дело в том, что цех Порта Мариа хотел заказать бронзовую статую в четыре локтя в нише на углу Орсанмикеле, против стригальщиков, которая, хотя Якопо и сделал для нее более красивую модель, чем Баччо, была тем не менее с большей охотой поручена Монтелупо, как более старому мастеру, чем Сансовино, невзирая на то, что работа последнего была лучше при всей его молодости. Модель эта, вещь поистине превосходная, находится ныне в руках Нанни Венгерца, для которого друживший с ним в то время Сансовино сделал глиняные модели для нескольких больших путтов и для фигуры св. Николая Толентинского, причем и то, и другое было впоследствии выполнено из дерева в натуральную величину при участии самого Сансовино и установлено в капелле этого святого в церкви Санто Спирито.