Полный курс лекций по русской истории. Достопамятные события и лица от возникновения древних племен до великих реформ Александра II - Сергей Федорович Платонов

обычаи светские, как обряды церковные. Это охранительное направление мысли владело многими передовыми людьми и глубоко проникало в массу. Такое направление мысли многие и считают характерной чертой московского общества, даже единственным содержанием его умственной жизни до Петра.

Стремление к самобытности и довольство косностью развивалось на Руси как-то параллельно с некоторым стремлением к подражанию чужому. Влияние западноевропейской образованности возникло на Руси из практических потребностей страны, которых не могли удовлетворить своими средствами.

Нужда заставляла правительство звать иноземцев. Но, призывая их и даже лаская, правительство в то же время ревниво оберегало от них чистоту национальных верований и жизни. Однако знакомство с иностранцами все же было источником «новшеств». Превосходство их культуры неотразимо влияло на наших предков, и образовательное движение проявилось на Руси еще в XVI в., хотя и на отдельных личностях (Вассиан Патрикеев и др.). Сам Грозный не мог не чувствовать нужды в образовании; за образование крепко стоит и политический его противник князь Курбский. Борис Годунов представляется нам уже прямым другом европейской культуры. Лжедмитрий и Смута гораздо ближе, чем прежде, познакомили Русь «с латынниками и лютерами», и в XVII в. в Москве появилось и осело очень много военных, торговых и промышленных иностранцев, пользовавшихся большими торговыми привилегиями и громадным экономическим влиянием в стране. С ними москвичи ближе познакомились, и иностранное влияние, таким образом, усилилось. Хотя в нашей литературе и существует мнение, будто бы насилия иностранцев во время Смуты окончательно отвратили русских от духовного общения с ними (см.: Коялович. «История русского народного самосознания». СПб., 1884), однако никогда прежде московские люди не сближались так с западными европейцами, не перенимали у них так часто различных мелочей быта, не переводили столько иностранных книг, как в XVII в. Общеизвестные факты того времени ясно говорят нам не только о практической помощи со стороны иноземцев московскому правительству, но и об умственном культурном влиянии западного люда, осевшего в Москве, на московскую среду. Это влияние, уже заметное при царе Алексее в середине XVII в., конечно, образовалось исподволь, не сразу и существовало ранее царя Алексея, при его отце. Типичным носителем чуждых влияний в их раннюю пору был князь Ив. Андр. Хворостинин (умер в 1625 г.) – «еретик», подпавший влиянию сначала католичества, потом какой-то крайней секты, а затем раскаявшийся и даже постригшийся в монахи. Но это была первая ласточка культурной весны.

В половине же XVII в. рядом с культурными западноевропейцами появляются в Москве киевские схоластики и оседают византийские ученые монахи. С той поры три чуждых московскому складу влияния действует на москвичей: влияние русских киевлян, более чужих греков и совсем чужих немцев. Их близкое присутствие сказывалось все более и более и при Алексее Михайловиче стало вопросом дня. Все они, несомненно, влияли на русских, заставляли их присматриваться к себе все пристальнее и пристальнее и делили русское общество на два лагеря: людей старозаветных и новых. Одни отворачивались от новых веяний, как от «прелести бесовской», другие же всей душой шли навстречу образованию и культуре, мечтали «прелесть бесовскую» ввести в жизнь, думали о реформе. Но оба лагеря не представляли в себе цельные направления, а дробились на много групп, и поставить эти группы хотя в какой-нибудь порядок очень трудно. Легко определить каждую отдельную личность XVII в., старый это или новый человек, но трудно соединить их pia desideria в цельную программу. Каждый думал совсем по-своему, и нельзя заметить в хаосе мнений, какой тогда был, сколько-нибудь определенных общественных течений.

Мы знаем, что время Алексея Михайловича богато было и гражданскими, и церковными реформами. В этих реформах многие видели новшества и ополчались против них; конечно, эти многие были старозаветными людьми. Против церковных новшеств, против киевлян и греков шли знакомые нам расколоучители, и их поддерживала значительная часть общества; этим создавалось, если уместно так выразиться, консервативно-национальное направление в сфере религиозной. Его деятели, люди по преимуществу религиозные, со своей точки зрения, осуждали и подражание Западу, и брадобритие, и прочие «ереси». Рядом с ними были люди, недовольные гражданскими реформами, опять-таки с точки зрения религиозной. Таков сам Никон, который относился замечательно враждебно к Уложению и очень мрачными красками рисовал экономическое положение Руси в своих писаниях: «Ныне неведомо, кто не постится, – писал он, – во многих местах и до смерти постятся, потому что есть нечего, и нет никого, кто был бы помилован. Нищие, маломощные, слепые, хромые, вдовицы, черницы и чернецы, все обложены тяжкими данями. Нет никого веселящагося в наши дни…» Причину такого бедственного положения он видит в Уложении и в тех новых порядках, которые шли за Уложением; за них-то Бог и посылает беды на Русь, ибо порядки эти еретичны, как думает Никон. Тот же граждански весьма консервативный Никон не любил и немцев и проповедовал против подражания им. За такими сознательными консерваторами, гражданскими и церковными, стояла масса московского общества, косная, невежественная и гордая близоруким чувством своего национального превосходства над всеми. В этой массе мы видим и мелкого приказного Голосова с его компанией, рассуждающих о том, что «в греческой грамоте и еретичество есть», и многое множество прочего люда, недовольного реформами.

Против них стоят очень определенные фигуры их противников «западников» XVII в., теоретиков и практиков, наукой и опытом познавших сладость и превосходство европейской цивилизации. Эта сторона дала нам двух писателей: Крижанича и Котошихина. Знаем мы многих ее практических деятелей: Ртищева, Ордина-Нащокина, Матвеева. К ней же принадлежало своей деятельностью и киевское монашество (Симеон Полоцкий и др.).

Самым полным теоретиком и самой любопытной личностью этого направления, без сомнения, был Крижанич. Родом хорват, он печальным положением своей родины был приведен к мысли о необходимости единения славян против их утеснителей – немцев. Питая панславистские мечты и в то же время служа католичеству, он видел в Московском государстве единую славянскую державу, способную воплотить его мечтания в дело. Но, приехав в Москву, он увидел, как невежественна и расстроена эта держава, и понял, что Москве нужны реформы для того, чтобы стать на должную высоту и быть достойной своей исторической миссии объединения славянства. Он и стал проповедовать эти реформы, советуя русским учиться у немцев, но учиться не ограничиваясь подражанием внешним формам жизни (это, по его мнению, лишнее), а заимствуя то, что может поднять умственную культуру и внешнее благосостояние страны. В политических трактатах, написанных Крижаничем частью в Москве, частью в ссылке в Сибири, куда он попал за неправоверие, мы находим большие похвалы природным способностям русского народа, изображение его дурных свойств и невежества и вместе с тем полный план экономических преимущественно реформ, какие были необходимы для