Земля обетованная - Барак Обама

Соединенные Штаты не спаслись — погибло более 12 000 американцев — нам повезло, что этот конкретный штамм H1N1 оказался менее смертоносным, чем опасались эксперты, и новость о том, что к середине 2010 года пандемия пошла на убыль, не стала поводом для заголовков газет. Тем не менее, я очень гордился тем, как хорошо сработала наша команда. Без шума и суеты они не только помогли сдержать вирус, но и укрепили нашу готовность к любым будущим чрезвычайным ситуациям в области общественного здравоохранения, что имело большое значение несколько лет спустя, когда вспышка лихорадки Эбола в Западной Африке вызвала полномасштабную панику.

Я начинал понимать, что такова природа президентства: Иногда твоя самая важная работа связана с тем, чего никто не замечает.

-

ВТОРОЙ поворот событий был скорее возможностью, чем кризисом. В конце апреля судья Верховного суда Дэвид Соутер позвонил мне и сообщил, что уходит в отставку, предоставив мне первый шанс занять место в высшем суде страны.

Утверждение кого-либо в Верховный суд никогда не было простым делом, отчасти потому, что роль суда в американском правительстве всегда вызывала споры. В конце концов, идея наделить девять неизбираемых, пожизненно работающих юристов в черных мантиях правом отменять законы, принятые большинством народных представителей, звучит не очень демократично. Но со времен дела "Марбери против Мэдисона", которое было рассмотрено Верховным судом в 1803 году и в результате которого суд получил право окончательного толкования смысла Конституции США и установил принцип судебного контроля за действиями Конгресса и президента, именно так работает наша система сдержек и противовесов. Теоретически, судьи Верховного суда не "создают закон" при осуществлении этих полномочий; вместо этого они должны просто "интерпретировать" Конституцию, помогая навести мосты между тем, как ее положения понимали создатели и как они применимы к миру, в котором мы живем сегодня.

В отношении основной массы конституционных дел, рассматриваемых Судом, эта теория вполне оправдывает себя. Судьи в большинстве своем придерживаются текста Конституции и прецедентов, созданных предыдущими судами, даже если это приводит к результатам, с которыми они лично не согласны. Однако на протяжении всей американской истории самые важные дела были связаны с расшифровкой значения таких фраз, как "надлежащая правовая процедура", "привилегии и иммунитеты", "равная защита" или "установление религии" — терминов настолько неопределенных, что вряд ли два отца-основателя были согласны с тем, что именно они означают. Эта двусмысленность дает отдельным судьям все возможности для "толкования", отражающего их моральные суждения, политические предпочтения, предубеждения и страхи. Именно поэтому в 1930-х годах преимущественно консервативный суд мог постановить, что политика "Нового курса" Рузвельта нарушает Конституцию, а сорок лет спустя преимущественно либеральный суд мог постановить, что Конституция наделяет Конгресс почти неограниченными полномочиями по регулированию экономики. Именно так одни судьи в деле "Плесси против Фергюсона" могли читать клаузулу о равной защите, чтобы разрешить "раздельное, но равное", а другие судьи в деле "Браун против Совета по образованию" могли, опираясь на точно такую же формулировку, единогласно прийти к противоположному выводу.

Оказалось, что судьи Верховного суда постоянно принимают законы.

С годами пресса и общественность стали уделять больше внимания решениям суда и, соответственно, процессу утверждения судей. В 1955 году южные демократы в порыве гнева по поводу решения по делу Брауна ввели практику, согласно которой кандидаты в Верховный суд должны были предстать перед судебным комитетом Сената, чтобы их подвергли допросу по поводу их юридических взглядов. Решение по делу "Ро против Уэйда" 1973 года привлекло дополнительное внимание к назначениям в Суд, и с этого момента каждая кандидатура вызывала ожесточенную борьбу между сторонниками и противниками абортов. Громкое отклонение кандидатуры Роберта Борка в конце 1980-х годов и слушания по делу Кларенса Томаса и Аниты Хилл в начале 1990-х годов, в ходе которых кандидата обвинили в сексуальных домогательствах, оказались непреодолимой телевизионной драмой. Все это означало, что когда пришло время заменить судью Соутера, найти подходящего кандидата было проще простого. Сложнее было бы добиться утверждения этого кандидата, избежав при этом политического цирка, который мог бы помешать другим нашим делам.

У нас уже была команда юристов, которые занимались процессом заполнения десятков вакансий в судах низшей инстанции, и они немедленно приступили к составлению исчерпывающего списка возможных кандидатов в Верховный суд. Менее чем за неделю мы сузили список до нескольких финалистов, которых попросили пройти проверку ФБР и приехать в Белый дом на собеседование. В короткий список вошли бывший декан Гарвардской школы права и нынешний генеральный прокурор Елена Каган и судья апелляционной инстанции Седьмого округа Дайана Вуд — первоклассные ученые-правоведы, которых я знала еще со времен преподавания конституционного права в Чикагском университете. Но когда я читала толстые справочники, подготовленные моей командой по каждому кандидату, меня больше всего заинтересовала та, с кем я никогда не встречалась, — апелляционный судья Второго округа Соня Сотомайор. Пуэрториканка из Бронкса, она воспитывалась в основном своей матерью, телефонисткой, которая со временем получила лицензию медсестры, после того как ее отец — торговец с третьеклассным образованием — умер, когда Соне было всего девять лет. Несмотря на то, что дома говорили в основном по-испански, Соня отлично училась в церковно-приходской школе и получила стипендию в Принстоне. Там ее опыт повторил то, с чем Мишель столкнулась в университете десять лет спустя: первоначальное чувство неуверенности и вытеснения, которое возникло, когда она оказалась одной из немногих цветных женщин в кампусе; необходимость иногда прилагать дополнительные усилия, чтобы компенсировать пробелы в знаниях, которые более привилегированные дети принимали как должное; комфорт от общения с другими чернокожими студентами и поддерживающими профессорами; и осознание со временем, что она была такой же умной, как и все ее сверстники.

Сотомайор окончила юридический факультет Йельского университета и затем успешно работала прокурором в окружной прокуратуре Манхэттена, что помогло ей стать федеральным судьей. За почти семнадцать лет работы судьей она завоевала репутацию тщательного, справедливого и сдержанного судьи, что в конечном итоге привело к тому, что Американская ассоциация юристов поставила ей высшую оценку. Тем не менее, когда просочилась информация о том, что Сотомайор была в числе финалистов, которых я рассматривал, некоторые представители юридического священства предположили, что ее полномочия уступают полномочиям Каган или Вуд, а ряд левых групп интересов усомнились в том, что она обладает достаточным интеллектуальным весом, чтобы идти плечом к плечу с такими консервативными идеологами, как судья Антонин Скалиа.

Возможно, из-за моего собственного опыта работы в юридических и академических кругах, где я встречал свою долю высококвалифицированных, высокоинтеллектуальных идиотов и воочию наблюдал тенденцию двигать столбы, когда