Благородный дом. Роман о Гонконге - Джеймс Клавелл

— Вот как?

— Да. — Он ухмыльнулся и словно бы рассеял наваждение. — Двадцать против одного, что эти разговоры про Тайбэй были проверкой. Но я не требую от вас объяснений, Иэн. Нет. Я жестко обошелся с вами вчера вечером. Мне пришлось так поступить. Может, я и заслужил, чтобы меня взгрели. Но никогда больше не ведите таких игр с Кейси, или я вам голову оторву.

— Может, сделаете это сейчас?

— Сделаю. Она — случай особый. — Взгляд Бартлетта снова обратился на Кейси. Он увидел, как она остановилась на секунду у столика Марлоу, чтобы поздороваться с ними и с детьми, и пошла дальше. — Она поняла, что её не пригласили.

— Вы уверены? — встревожился Данросс. — Я думал… Я плохо сыграл? В тот момент, когда я понял, что вы ей ещё не сказали… Виноват, я думал, что у меня получилось.

— Вы все сделали отлично, черт возьми! Но все же пять против десяти, она поняла, что её не пригласили. — Бартлетт опять улыбнулся, и Данросс снова задумался, что может значить эта улыбка.

«Нужно получше присмотреться к этому типу, — сказал он себе. — Значит, Кейси — случай особый, да? Интересно, что он на самом деле под этим подразумевает?»

Данросс намеренно выбрал для встречи этот холл: он хотел, чтобы его увидели с теперь уже знаменитыми — или печально знаменитыми — Бартлеттом и его дамой. Он понимал, что это породит слухи о намечающейся сделке, вызовет ещё большее волнение на фондовом рынке и выведет из равновесия игроков. Даже если «Хо-Пак» обанкротится — при условии, что это не повлечет за собой падение остальных банков, — бум все же может произойти.

«Если бы Бартлетт и Кейси чуть уступили, — размышлял он, — и если бы я действительно мог им доверять, удалось бы сорвать невиданный куш. Столько „если“. Слишком много. В настоящий момент я эту битву не контролирую. Вся власть в руках Бартлетта и Кейси. Насколько они готовы сотрудничать?»

И тут кое-что сказанное суперинтендентом Армстронгом и Брайаном Квоком вызвало к жизни бродившую в дальних уголках сознания мысль, и беспокойство усилилось.

— Что вы думаете об этом парне Банастасио? — как ни в чем не бывало спросил он.

— Винченцо? — тут же отреагировал Бартлетт. — Интересный человек. А что?

— Так, спросил. — Данросс выглядел спокойным, но был поражен тем, что оказался прав. — Вы давно его знаете?

— Года три-четыре. Мы с Кейси ездили с ним несколько раз на скачки в Дель-Мар. Он играет по-крупному, там и в Вегасе. Иногда ставит по пятьдесят тысяч на забег — так он нам говорил. Они в приятельских отношениях с Джоном Чэнем. Он ваш друг?

— Нет. Я никогда не встречался с Банастасио, но слышал, как о нем пару раз упоминал Джон, — пояснил он, — и Цу-янь.

— Как, кстати, поживает Цу-янь? Ещё один игрок. Когда я познакомился с ним в Лос-Анджелесе, ему просто не терпелось уехать в Вегас. Мы его видели на скачках, когда были там в прошлый раз с Джоном Чэнем. Ничего нового не слышно про Джона и похитителей?

— Нет.

— Вот не повезло.

Данросс почти не слушал. В досье, составленном на Бартлетта, ничего не говорилось о его связях с мафией — но с Банастасио все сходилось. Винтовки, Джон Чэнь, Цу-янь и Бартлетт.

«Мафия — это грязные деньги, наркотики и постоянный поиск легального прикрытия для отмывания денег. Цу-янь имел дело с крупными поставками медикаментов во время Корейской войны. Говорят, он вместе с Четырехпалым У активно занимается контрабандой золота в Тайбэй, Индонезию и Малайю. Мог ли Банастасио переправлять оружие… и кому? Не споткнулся ли на чем-то бедняга Джон Чэнь и не поэтому ли его похитили?

Значит ли это, что часть денег „Пар-Кон“ — деньги мафии? Имеет ли мафия преобладающее влияние в „Пар-Кон“ или контроль над этой компанией?»

— Вроде бы я припоминаю, Джон говорил, что Банастасио — один из ваших главных акционеров, — закинул он удочку.

— У Винченцо солидный пакет акций. Но он не занимает никакой должности и не входит в совет директоров. А что?

Данросс поймал сосредоточенный взгляд голубых глаз Бартлетта и почти ощущал исходившую от него волнами озабоченность: откуда такой интерес? Поэтому он прекратил задавать вопросы.

— Забавно… Насколько всё-таки тесен мир, да?

Кейси взяла трубку, а внутри у неё всё кипело.

— Оператор, это мисс Чолок. Мне кто-то звонил?

— А, один момент, пожалуйста.

«Значит, в Тайбэй меня не приглашают, — яростно думала она. — Почему тайбань просто не сказал об этом, а ходил вокруг да около? И почему молчал Линк? Господи, неужели он тоже попал под очарование тайбаня, как я вчера вечером? Зачем эти секреты? Что ещё они там замышляют?

Тайбэй, говорите? Ну да, я слышала, что это место для мужчин. Если все, к чему они стремятся, это порезвиться на уик-энд, я не против. Но я против, если речь идет о бизнесе. Почему Линк не предупредил? Что здесь скрывать?»

Гнев Кейси нарастал, но тут она вспомнила слова француженки о таких доступных красавицах китаянках, и ярость сменилась тревогой за Линка.

«Черт бы побрал этих мужчин!

Черт бы побрал мужчин и этот мир, который они приспособили для своих нужд. Здесь — больше, чем где-либо ещё.

Черт бы побрал этих англичан! Все такие приятные и благовоспитанные. У них такие замечательные манеры. Они не забывают сказать „пожалуйста“ и „благодарю вас“, встают, когда ты входишь, отодвигают для тебя стул. Но чуть копни, и наткнешься на ту же гниль, что и у всех остальных. Они ещё хуже. Они лицемеры, вот кто они такие! Ну ничего, я расквитаюсь. В один прекрасный день мы сыграем в гольф, мистер Тайбань Данросс. И тогда берегитесь, потому что в хороший день я могу спуститься до десяти. Я рано стала разбираться, что такое гольф у мужчин, так что тут я утру вам нос. Да. Или сыграем в пул. Или партию в бильярд. Что такое „обратный боковой“, я тоже знаю».

Вспышка досады сменилась нежностью: Кейси вспомнила об отце, который разъяснял ей правила той и другой игры. Но тому, как наносить удар кием снизу слева с закруткой вправо, чтобы шар обошел вокруг «восьмого», научил её Линк — показал, когда она, глупая, бросила ему вызов. Он разделал её в пух и прах, прежде чем давать уроки.

— Ты бы лучше сначала убедилась, что знаешь все слабые места мужчины, Кейси, а потом уже воевала с ним. Я размазал тебя по столу, только чтобы преподать урок. Я играю не для удовольствия — только ради победы. С тобой я в игры не играю. Я хочу тебя, а остальное не имеет значения. Давай забудем о нашем соглашении и поженимся и…

Это произошло через несколько месяцев после того, как она стала работать у Линка Бартлетта. Ей было всего двадцать, и она уже влюбилась в него. Но ей по-прежнему больше всего хотелось отомстить тому, другому, мужчине, стать богатой и ни от кого не зависеть, найти себя, поэтому она сказала:

— Нет, Линк, мы заключили договор на семь лет. Мы договорились открыто, как равные. Я помогу тебе стать богатым и получу свое на пути к твоим миллионам. Ни один из нас ничем не обязан другому. Ты можешь уволить меня в любое время, не объясняя причин, и я всегда могу уйти без объяснений. Мы равны. Не стану отрицать, что люблю тебя всем сердцем, но все же не буду менять нашего уговора. Если не раздумаешь жениться, когда мне стукнет двадцать семь, я соглашусь. Я выйду за тебя, буду жить с тобой, уйду от тебя — все, что захочешь. Но не теперь. Да, я люблю тебя, но если мы станем любовниками сейчас, я… я никогда не смогу… я просто не смогу, Линк, не сейчас. Мне ещё слишком много нужно выяснить о самой себе.