Право на поединок - Мария Семенова

– Я молюсь своим Богам и не восстаю на чужих, – повторил Волкодав. – Я и тогда Близнецов не хулил и теперь не намерен. И вот что. Я сюда пришёл не учиться. Я пришёл сказать, что пора вам выгнать наставника, который учит плохо и неправильно, и нанять меня вместо него.

Он выговорил эти слова медленно, веско и так, чтобы слышали все. Голос он повышал редко, но когда требовалось – умел. Он был заранее готов к тому, что последовало, и не вздрогнул от хохота, обрушившегося со всех сторон. Уж верно, среди мужчин в крепости не осталось ни одного, кто бы не испытал на себе грозную руку Кан-Кендарат или её лучших учеников. Оскорбившись за хозяина, Мыш злобно зашипел и по привычке полез было на волосы, но Волкодав легонько тряхнул головой, и понятливый зверёк вновь притих на плече.

– Три года назад ты был очень наглым молодым парнем, язычник, – отсмеявшись, покачал головой брат Хономер. – С тех пор у тебя прибавилось седины, но наглость, я смотрю, ещё не повышибли. Таким, как ты, не место в нашей обители. Мы здесь радуемся людям смиренным и скромным, любящим учиться во славу Близнецов, а не кричать с порога, что они лучше всех. Уходи.

– Эй, язычник, ворота вот здесь, – окликнул молодой стражник, тот, что приглашал Волкодава вовнутрь. Воины и молодые жрецы, оказавшиеся во дворе, останавливались посмотреть, чем кончится забавное происшествие. Многие жрецы были крепкого сложения и в таких же коротких одеяниях, как Хономер. Ученики…

Венн не двигался с места.

– Я сказал то, что сказал, – повторил он. – И докажу, если ты пожелаешь.

– Я не желаю, – махнул рукой Избранный Ученик. – Выкиньте его за ворота, и пусть это послужит уроком другим гордецам вроде него!

Волкодав стоял по-прежнему неподвижно, всем телом чувствуя, как разбегается по жилам светлое вдохновение боя. Почти такое же, как некогда у Препоны, только, если возможно, в некотором роде чище и выше. Нечто вроде восторга, когда земля под ногами и небо над головой кажутся едиными с твоим собственным телом. Эту схватку он должен был выиграть. Он её выиграет. И что за беда, если станет она последней? Прадед Солнце смотрел на него из пронзительно-синей бездны. Он видел его правоту.

Венну не понадобилось оглядываться на двоих стражников, протянувших к нему сзади не занятые копьями руки. Столь яркого прозрения он ещё не испытывал. Их намерения показались ему двумя языками красноватого света, медленно-медленно устремившимися к его вороту и плечу…

Сторонние наблюдатели видели только, как, сердито крича, взвился Мыш, а дальше произошло непонятно что, и стражники, здоровые тёртые ребята, сперва влепились друг в дружку, а потом вместе, как набитые сеном куклы, клубком перепутанных рук и ног завалились наземь, только шлемы лязгнули о каменные плиты двора. Волкодав остался стоять где стоял. Быстрый шаг вперёд, потом в сторону и обратно – обученный глаз нужен, чтобы рассмотреть.

– Ну? – спросил он без насмешки, по-прежнему глядя на Хономера. – Следует ли со мной разговаривать?…

Опасался он только одного. Если гордыня Избранного Ученика перевесит все прочие чувства и Хономер попросту натравит на него стражу, сколько её ни есть в этой крепости. Что ж, тогда останется выхватить Солнечный Пламень и… Песнь Смерти по себе самому он всяко давным-давно спел…

Боги, присматривающие за земными делами Своих чад, не попустили. Глаз у Хономера оказался намётанный: всё, что следовало рассмотреть, рассмотрел.

– Та-ак, – протянул он, покуда стража приходила в себя и мешкала в ожидании новых приказов. – А ты прав, язычник, нам с тобой есть о чём побеседовать… Правда, эти двое ничему ещё не обучены, так что не надейся, друг мой, на повторение лёгкой удачи. Во имя Просиявших сквозь века, сейчас мы посмотрим, на что ты годен против меня!

Мыш, понимая, что может лишь помешать Волкодаву, взлетел на подпорку навеса, покрывавшего вход в какие-то погреба, и замер на ней мохнатым чёрным комком, только глаза, отражая солнечный свет, временами сверкали, как драгоценные капли. Между тем народу во дворе заметно прибавилось: люди столпились вдоль стен и вышли на деревянные галерейки, лепившиеся к каменной кладке на высоте человеческого роста. Было похоже – новичок оказался птицей не из самых обычных. Следовало посмотреть, как получится с ним у Избранного Ученика.

Они без лишней спешки крались навстречу друг другу, то есть крался жрец, а Волкодав просто шёл и знал, что сейчас произойдёт. Вернее, знало его тело; разум присутствовал безмолвно и безучастно, взирая со стороны. Венн не любил нападать первым, но мало ли чего он не любил. Он понятия не имел, насколько на самом деле хорош был Хономер, да его это и не волновало. Он начал движение, когда до «расстояния готовности духа» оставалась ещё сажень с лишком. Плывущий, скользящий то ли шаг, то ли прыжок покрыл и эту сажень, и ещё ровно столько, сколько было надо. Пальцы венна оплели крепкое запястье жреца. Сам Волкодав на его месте уже давно смещался бы в сторону, разворачиваясь, не давая вцепиться как следует и ища у противника слабину, но Хономер не успел и попался. Если по совести, то, на взгляд Волкодава, бой был уже кончен. Он мог бы сломать ему руку, если бы захотел. Или вовсе выдернуть из сустава. Или швырнуть Хономера в любую сторону так, что Избранного Ученика не поставил бы на ноги и сам великий Зелхат. Волкодав не сделал ни того, ни другого, ни третьего: не за этим сюда пришёл. Он выждал, пока Хономер опомнится и довольно ловко начнёт отвечать ему «сломанным веслом», потом вписался в его движение и увёл опускавшуюся руку наверх. Кан-киро в понимании Избранного Ученика было таким же недоделанным, как и у злополучного наёмника с Засечного кряжа. Против не слишком ловкого человека оно ещё могло бы сработать. Против Волкодава… Жрец отшатнулся от раскрытой ладони, возникшей перед лицом, Волкодав проник под его локоть (как был – с мечами и мешком за спиной: они ему не мешали), и Хономер сперва взвился на цыпочки, потом рухнул на четвереньки и наконец вжался в землю лицом, дёргаясь всем телом и словно пытаясь зарыться под каменную мостовую. А что ещё остаётся, если казнящая боль пронизывает слипшиеся пальцы и раскалённой иглой бьёт сперва в запястье, а потом через локоть в самую спину…

Волкодав выпустил его руку. Проверять, станет ли Хономер просить о пощаде, ему не хотелось. Равно как и увечить его. В этом просто не было необходимости.

– Вставай, – сказал венн. – Хотел испытать меня, испытывай.

Избранный Ученик мгновенно перекатился в сторону (Никогда не вставай навстречу! Сперва отдались от него… – поучала когда-то Волкодава седовласая Мать Кендарат) и вскочил прыжком, выбросив ноги. Сноровисто и красиво, но венн на его месте этого делать бы не стал. Можно, вот так взвившись пружиной, как раз и налететь на кулак. Что и произошло. Надо отдать должное Хономеру: он успел вновь изогнуться назад и упасть на лопатки, уберегая нос и глаза. Когда Волкодав отступил, молодой жрец – быстро же усвоил науку – бросил себя назад через голову, снова взлетел с земли и тотчас наметился кулаком венну в лицо.

Ему, наверное, казалось, будто удар был быстрым. Волкодав рассмотрел у него на скулах красные пятна и понял, что Хономер досадовал и сердился: его, Избранного Ученика, валяли в пыли как щенка, да притом на глазах у людей! У тех самых, привыкших смотреть ему в рот во всём, что касалось выучки Воинствующих Братьев!… Страсть, жгущая душу, не добавляет телу проворства. Настоящее кан-киро – это когда враждебность, готовая тебя истребить, остаётся почти незамеченной. Кулак Хономера плыл вперёд целую вечность. Волкодав не стал ни отводить его, ни отбивать: прянул на полшага вперёд, влился телом в движение Ученика, поневоле валившегося в пустоту, и, выпрямляясь, несильным толчком отправил его наземь. На сей раз Хономер упал не так ловко. Зачем-то выставил руку, точно ничему не обученный горожанин, поскользнувшийся на заснеженной луже… Удар о камни болезненно отдался в ключице. Хономер непроизвольно сжался и осел, глядя на Волкодава, замершего рядом в грозной готовности. Красные пятна на лице молодого жреца сменила сероватая бледность. Злобу, обиду и раздражение сдул холодный ветерок страха. Время остановило свой бег. Сделалось как-то не до того, что там скажут теперь о его умении старшие Храма и те, кого он сам пытался учить. В шаге от него стоял венн, и был смертью, и на том кончалась Вселенная. Волкодав стоял неподвижно, не пытался замахиваться и вроде даже не смотрел на поверженного, но присутствие было таково, что жрец понял всем своим существом: этот человек сотворит с ним, что пожелает. И никто не остановит его. Даже стража, неуверенно поднимавшая самострелы. Ибо знает он, этот язычник, нечто такое, о чём они здесь, в крепости, доселе не подозревали.