Дорогие гости - Сара Уотерс

Билли округлила наивные глаза. О нет. Это Спенсер втемяшил себе в голову, что они помолвлены.

Однако она приняла от него кольцо, не так ли?

Да он все время делал ей подарки, не счесть сколько всего надарил. Она не хотела, чтобы он на нее тратился. Они с ним просто дружили, и он ей нравился, да, но совсем не так, как нравился Ленни… Тут она покраснела:

– То есть мистер Барбер.

Мистер Барбер тоже делал ей подарки, верно?

Ну да, дарил разные мелочи, в знак любви и уважения.

А знала ли она, что он женат, когда принимала от него в подарок «разные мелочи»?

Да, знала. Мистер Барбер никогда этого не скрывал. Но брак у него был несчастливый. Без любви. Одна только видимость.

Лицо Лилианы не дрогнуло ни единым мускулом, но все в зале опять вытянули шеи, чтобы посмотреть на нее.

Нет, Билли никогда не стыдилась своего поведения. Ленни… мистер Барбер говорил, что жизнь слишком коротка, чтобы чего-то стыдиться.

Слишком коротка, чтобы чего-то стыдиться, выразительно повторил за ней мистер Трессилиан. Да уж, жизнь мистера Барбера и впрямь оказалась короткой. Что же касается стыда – присяжным решать, кто и чего должен стыдиться в данном случае. Однако он хотел бы напомнить господам присяжным, что они находятся в суде, хотя вполне понятно, почему в последние несколько минут им казалось, будто они вдруг очутились в кинематографе и наблюдают за нелепыми кривляниями героев какой-нибудь любовной мелодрамы. Мисс Грей говорила о любви, но разве не очевидно, что ее отношения с мистером Барбером носили самый низменный характер? Тайные свидания в парках и дешевых номерах?

Девушка с негодованием уставилась на него. Нет, все не так. Он представляет дело в дурном свете, а у них с Ленни… у них была любовь. Они часами разговаривали. Он много рассказывал ей про свое детство и всякое такое. Не их вина, что весь мир был против них. Они были как Адам и Ева.

Тут на общественной галерее раздался оскорбительный смех. Девушка беспомощно прищурилась, всматриваясь в лица там, наверху, потом губы у нее задергались, и она начала плакать. Тогда кто-то раздраженно зафукал. Было непонятно, адресованы ли неодобрительные фуканья самой Билли или человеку, над ней рассмеявшемуся, но она заплакала еще сильнее, и слезы – настоящие, выстраданные, мучительные слезы – в считаные секунды превратили ее лицо в распухшую маску горя. Пристав подал ей стакан воды спокойным, привычным движением, каким, наверное, поднял бы бумажку, упавшую на пол. Мистер Трессилиан ждал, с совершенно непроницаемым видом. Единственным, кого явно взволновали слезы Билли, был парень на скамье подсудимых: он резко подался вперед, настойчиво пытаясь всучить что-то ближайшему судебному служащему. Белый квадратик у него в руке Фрэнсис поначалу приняла за записку, но потом сообразила: нет, это носовой платок, который Спенсер достал из кармана и сейчас просил отнести к свидетельской трибуне, чтобы девушка вытерла глаза. Служащий нерешительно взял у него платок, но судья протестующе вскинул ладонь:

– Нет-нет. От подсудимого ничего передавать нельзя. Мистер Трессилиан, я не вижу пользы в подобного рода представлении. Вы намерены продолжать?

Мистер Трессилиан ответил, в то время как девушка продолжала плакать:

– Это вопрос надежности свидетеля, ваша честь. Мисс Грей выдвинула серьезные обвинения против моего клиента. Я пытался показать присяжным ее характер.

– Мне кажется, у вас это прекрасно получилось, – с отвращением сказал судья. – Если у вас или у мистера Айвса больше нет вопросов, позвольте несчастной молодой женщине покинуть свидетельскую трибуну.

Двое мужчин посовещались, и мистер Трессилиан знаком отпустил Билли. Приставу пришлось подхватить ее под руку, чтобы вывести из зала, ибо теперь она плакала навзрыд.

Дуглас, сидевший рядом с Фрэнсис, скривил губы и злобно процедил:

– Давай, убирайся вон, маленькая шлюшка!

Вскоре в заседании был объявлен перерыв до завтра.

На обратном пути в Уолворт Фрэнсис и Лилиана не произнесли ни слова.

На следующее утро было чуть легче, поскольку теперь они знали, чего ожидать. Фрэнсис вновь появилась в доме миссис Вайни, как несчастливый поклонник; Лилиана вновь встретила ее в шляпке с вуалью и «хитиновом» черном пальто. Даже таксист оказался тот же самый. И толпа, собравшаяся у Олд-Бейли, вполне могла быть той же, что и вчера. Но на сей раз они прошагали через нее бестрепетно, вошли в здание без всякой робости и быстро отыскали «свою» скамью в судебном зале: Фрэнсис уже чувствовала себя старожилом здесь. Когда мужчины в мантиях заняли места на помосте и Спенсер как по волшебству возник в загородке для подсудимых, создалось впечатление, будто судебный процесс и не прерывался. Все в точности как вчера, только погода другая: сырая и пасмурная. Дождь барабанил по крыше и окнам, смазывая освещение и заглушая голоса выступающих.

Впрочем, имело ли смысл вообще напрягать слух? Продолжались допросы свидетелей со стороны обвинения. В частности, перед судом предстал сотрудник «Перла», который подтвердил, что в июле Леонард продлил свой страховой полис на жизнь. Не странный ли поступок для него? – размышлял вслух мистер Айвс. Для молодого человека в расцвете сил, который, вероятно, собирается обзавестись ребенком и которому явно целесообразнее не увеличивать свои страховые взносы, а откладывать деньги? Нет ли у свидетеля предположений, почему мистер Барбер принял такое решение – если только не потому, что думал о своей жене, перед которой испытывал вину и которую хотел обеспечить в случае своей смерти? Иными словами, если только он всерьез не опасался за свою жизнь?

Именно к такому выводу, вспомнила Фрэнсис, пришла и сама Лилиана. Она увидела, как перешептываются присяжные, как сметливый лавочник делает какие-то записи – ровно счет составляет. Господи, если бы только они могли понять всю запутанность ситуации! Но никто здесь определенно не собирался глубоко вникать в дело. И хотя мистер Трессилиан тотчас опротестовал перед судьей вопрос мистера Айвса – мол, они здесь собрались не для того, чтобы выслушивать умозрительные догадки свидетелей, – последовавшая далее дискуссия напоминала какую-то хитроумную игру между тремя благовоспитанными мужчинами, не имевшую никакого отношения к парню, который сидел на скамье подсудимых, наблюдая за ней без всякого интереса.

Затем судья дал слово стороне защиты, и в качестве свидетеля был вызван сам Спенсер. Когда он прошел через зал, поднялся на трибуну и начал с запинками отвечать на вопросы мистера Трессилиана, Фрэнсис снова почувствовала нарастающий страх. Все последнее время она внушала себе, что ни малейшей надежды нет, но теперь осознала, что на самом деле надежда до последнего оставалась: все зависело от этого вот момента, когда наконец, спустя столько недель, парень получил возможность самолично выступить в свою защиту, прояснить и объяснить любые подозрительные обстоятельства. Но сумеет ли он? Ох, вряд ли. Да и кто сумел бы – в такой нехорошей, тяжелой обстановке, когда столько незнакомых людей жадно пожирают тебя глазами и все до единого, кроме нее и Лилианы, твердо уверены в твоей вине?