Ничего, кроме нас - Дуглас Кеннеди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Адам проигнорировал насмешливую кличку, разлил по бокалам остатки вина и, подняв свой, повернулся к Питеру:
— За тебя и за то, чтобы ты добился успеха в жизни. Потому что, Большой Брат, высоко ли ты взлетишь, зависит только от того, чего ты сам от себя ждешь.
— Я буквально слышу, как рождается песня, — ощетинился Питер. — Или это цитата из книжечки Тэда Стрикленда?
— Какая разница, кто это сказал? Это разумный совет, и мне он, безусловно, помог по-новому взглянуть на самого себя и на мои отношения с миром.
Питер уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут вмешалась я:
— Высокодоходные облигации, Адам. Я хочу узнать о них все.
Адам допил вино, решительно поставил бокал и заговорил.
На протяжении следующих пятнадцати минут он излагал все, что можно было, о высокодоходных облигациях. Я узнала, что их подразделяют на три категории: облигации неинвестиционного класса, спекулятивные облигации и бросовые, или мусорные, облигации. Что облигации с рейтингом ниже инвестиционного уровня имеют более высокий риск дефолта или «других неблагоприятных кредитных событий», но обычно приносят более высокую доходность, чем облигации более высокого качества, что делает их привлекательными для инвесторов, которые не боятся рисковать. Что мусорные облигации работают как долговые расписки компании и приносят высокую доходность, потому что их кредитные рейтинги ниже чистых.
Питер, слушавший все это с большим интересом, поднял палец:
— И кто же инвестирует в мусорные облигации — только корпорации и денежные мешки?
На это Адам, улыбнувшись, сообщил, что он готов помочь любому из нас легко получить от одиннадцати до двенадцати процентов годовой прибыли на инвестиции.
— Ни один инвестиционный продукт не принесет вам такой доходности: удвоение денег с совокупной прибылью примерно через шесть-семь лет. Вот почему инвестирование в мусорные облигации предназначено исключительно для богатых. Для многих индивидуальных инвесторов использование фонда высокодоходных облигаций имеет большой смысл. Эти фонды не только позволяют вам пользоваться данными профессионалов, которые проводят весь свой день за изучением мусорных облигаций, но и снижают ваш риск, диверсифицируя ваши инвестиции по разным типам активов.
— Ты настоящий продавец, — сказал Питер.
— Ты — настоящий молодец, так здорово во всем разбираешься и схватываешь на лету, — попыталась я нейтрализовать выпад Питера.
— Теперь у тебя есть представление о том, как работают высокодоходные облигации. И, кстати, продажа облигаций, которую я проводил последние несколько недель, действительно принесла нам большие деньги. И поэтому…
Адам вытащил два конверта из портфеля и передал один мне, а другой Питеру. Заглянув внутрь, я побледнела. Внутри лежала толстая пачка стодолларовых банкнот.
— Вы оба сегодня вечером должны поехать домой на такси — надо учитывать разгул преступности в этом городе.
Питер уставился на пачку с деньгами, словно вглядывался в какую-то пропасть.
— Сколько здесь? — спросил он.
— По пять тысяч в каждом, — сказал Адам. — И вы примете это от меня, и точка.
Питер потер глаза.
— Ты только что спас мою задницу, — выдохнул он. — Я в этом месяце не смог выплатить кредит по ипотеке.
— Все хорошо, что хорошо кончается, — улыбнулся Адам.
— Спасибо, — сказал Питер. — У меня нет слов.
— Мы семья. Для меня это радость.
Через несколько минут мы посадили Питера в такси и отправили его в Бруклин. Выпитое вино сильно подействовало на него, добавив угрюмости. На прощание он чмокнул меня в щеку, а затем, заключив Адама в медвежьи объятия, шепнул что-то ему на ухо. Когда Питер уехал и Адам предложил взять такси на двоих, я полюбопытствовала, что сказал ему брат.
— Попросил прощения. Я, понятно, ответил, что давно простил его.
— Твой подарок слишком щедр.
— Потрать его на что-нибудь интересное — например, отделай заново квартиру.
— Она и так меня устраивает. Может, приберегу, а потом съезжу куда-нибудь — правда, Джек не разрешает мне брать отпуск больше чем по неделе два раза в год.
— Мне Тэд и такого никогда не позволит. Правда, я пока и не думаю об отпуске. Может, подумаю, когда у меня будет десять миллионов в активах.
— Это твоя цель?
— Как минимум. И знаешь что? Я только что внес залог за дом в Гринвиче. Недалеко от загородного клуба. Очень стильный, под французский замок. Бассейн. Теннисный корт. А еще я только что взял квартирку в городе, всего две спальни, на углу Семьдесят первой улицы и Лексингтон. Сделкой, конечно, занималась мама.
— Сколько?
— Сто сорок пять. Это старый дом, со швейцаром. Квартира, конечно, нуждается в ремонте — правда, дизайн меня не так уж волнует. Но, по крайней мере, теперь у меня есть где перекантоваться в Нью-Йорке на неделе. Ведь рабочий день у меня порой затягивается до четырнадцати часов…
— А что Дженет обо всем этом думает?
— А что Дженет? Она скоро переедет в дом на пять спален, с обслугой.
— Обслуга? Что ты имеешь в виду?
— Постоянная няня, горничная.
— Не слишком ли широко ты разворачиваешься?
— Те пятьсот тысяч, которые я только что заработал, это только начало. Ровно через год я смогу и тебе купить жилье. Обязательно.
— Не забегай вперед.
— У тебя тоже дела идут хорошо. Вверх к успеху, да?
— Понимай, как хочешь. Мне нравится то, что я делаю. Мой шеф немного похож на твоего — очень требовательный. Но на сегодняшний день он, кажется, мной доволен, и у меня есть книга, которую я отвоевала и полностью веду сама, от и до. Надеюсь, скоро она наделает шума.
— А на любовном фронте?
— Проехали эту тему, — отрезала я.
— Я просто не хочу, чтобы ты была одна.
— Я не одна.
— Точно?
— Адам, прошу тебя…
— Ладно, ладно. А еще я очень хочу, чтобы ты бросила курить, — сказал он, когда я вынула сигарету.
— Я тоже этого хочу.
— Сколько в день?
— Пачка-полторы.
— Боже, Элис…
— Вот что я тебе скажу: если ты начнешь читать хотя бы по одной книге в неделю, я завяжу с курением.
— По книге в неделю… я?
— Разве ты не жаждешь спасти мою жизнь? — сказала я с улыбкой, когда такси остановилось перед моим домом.
— Это скорее по твоей части. Как ты думаешь, с Большим Братом все будет в порядке?
— Рано или поздно все наладится… по крайней мере, я на это надеюсь.
Однако со своим романом Питер окончательно зашел в тупик. Сюжет отказывался двигаться вперед, персонажи упорно не желали оживать. В конце апреля Питер позвонил мне и рассказал, что решился все же показать сто восемьдесят страниц рукописи своему издателю в «Литтл, Браун, Кен Франклин». Через неделю Франклин пригласил его в свой кабинет