Эльфийская сага. Изгнанник - Юлия Марлин

Хэллай недовольно мотнул взъерошенной головой и зарычал. В кроваво-алых глазах мелькнул отблеск непонимания. Гордые, глупые упрямцы! Ну ладно, исчадие — волк никогда не испытывал к нему теплых чувств, но хозяйка. Отчего она вдруг стала так сдержанна и осторожна, чего боится и почему все время молчит?

В лазури леса закричали соловьи. Лютый навострил уши с темными кисточками и, сбросив бремя размышлений, кинулся в орешник. Наступило время охоты.

… К вечеру чаща изменилась. Дубы стали крупнее и реже. Полянки, поросшие вересковыми коврами или фиолетовыми фиалками, раздались вширь. Шорох птиц и зверей уступил грозному шелесту могучих крон и воющему свисту всемогущего ветра.

Красивое лицо Габриэла заметно помрачнело, непринужденная эльфийская ловкость подернулась налетом напряженного ожидания неожиданной атаки. Обманчиво расслабленные руки приготовились выхватить клинок и скрестить с оружием неприятеля. Холодная тревога парня передалась и юной Арианне.

— Что такое? — Звонко спросила она.

— Прошлой ночью здесь пролилась кровь. — Ответил он, вглядываясь ясно-голубыми глазами в просветы, залитые закатным огнем.

Хэллай вскинул острую морду, выбросил шерсть точенными иглами и заворчал в сторону вечерних зорь.

— Туда, — темный эльф бесстрашно бросился навстречу опасности.

— Упрямый и решительный, — вздохнула девушка и, приподняв жемчужные юбки, поспешила за ним.

Едкий запах настиг их еще на подходе к тлеющим руинам. Чутье темного эльфа не подвело. В свете утренних огней кто-то напал, разграбил и сжег селение лесных эльфов, спрятанное в сердце чащи. Вытоптанная поляна была пронизана множеством самых разнообразных следов: конские копыта перекрывали гигантские отпечатки собачьих лап и едва заметные очертания легких эльфийских подошв. Габриэл обнажил безымянный клинок, блеснувший синевой, и вошел в деревню.

Большое черное кострище испускало беловатые кольца остывающего дыма. По изуродованной и залитой кровью земле были разбросаны вещи поселенцев. Около большого камня лежала груда щитов и несколько обломанных мечей. У сгоревших руин крайнего дома блестели осколки фарфоровой посуды, ваз, чащ, а еще женские бусы и браслеты. Тут и там на выжженной дотла траве валялись обрывки одежды, высокие изорванные сапоги, заколки, гребни и кольца.

Арианна скользила за Габриэлом и ее сердце сжимали ледяные тиски. Истинный же приступ отчаяния накрыл ее, когда она увидела свежий курган обугленных и почерневших эльфийских тел. Рядом на колу торчала голова эльфа с полуприкрытыми зелеными глазами. Серебристые волосы трепались безжизненной седой паутиной, губы были искажены предсмертным криком, лик навек запечатлел печать пережитого унижения и боли.

В убитом и обезглавленном эльфе узнавались черты Трома, нареченного Утренний Свет. Он был владыкой оскверненной деревушки и младшим братом Агроэлла Летняя Флейта. Вместе с красавицей женой и двумя дочерями он частенько наведывался в Серебряную Заводь и вел многомудрые беседы со всеми желающими. Уже не наведается.

Убедившись, что убийцы ушли, Габриэл вложил сталь в заплечные ножны и с интересом следопыта обратил внимание на разбросанные подобно гроздьям винограда цепи следов. Он медленно перемещался от одной группы отпечатков к другой, присаживаясь у каждого, и подолгу рассматривая их голубыми глазами. Чуть позже Арианна узнала — он умел читать знаки так же легко, как если бы это были руны кам'рэ.

Глубокие — от конских копыт и едва заметные оттиски эльфийских ног его не заинтересовали. А вот третьи — собачьи (точнее, поначалу он принял их за собачьи) заставили шерла помрачнеть. Крупные и стройные; боковые пальцы отставлены назад, подошвенные мякиши выпуклы и рельефны, но самое неприятное: когти на передних и задних лапах составляли не меньше пяти дюймов в длину и трех в ширину. Ни одна даже самая крупная собака не могла похвастаться такими внушительными размерами.

Парень медленно выпрямил спину, еще раз окинув погибший участок леса и припомнил, что уже видел похожие следы раньше, а потому легко понял, кому они принадлежат. Впрочем, он и не сомневался: те, кто привел этих тварей калечить и убивать были хорошо ему знакомы.

Вернувшись к Арианне, он стиснул ее плечо.

— Уйдем.

Даже сквозь платье и наброшенный шерстяной плащ цвета звезд она почувствовала, как холодны были его длинные, очень сильные пальцы.

— Уйдем.

Запах горелой плоти преследовал их пока они, прикрывшись пологами сумерек, пробирались на юг скошенными линиями холмов; угнетал, пока петляли меж долин с кривыми пнями; душил средь вечерних долин и отпустил лишь ближе к полуночи, у скалистой гряды Лив Лотэр, где попутчики сбавили шаг и перевели дыхание.

Предстояло подыскать очередное место для ночлега.

… Слева простирались поля, поросшие сорняками и колючками, рассыпанные здесь, будто по недосмотру древних королей; восток сверкал нитками Сиварских рек-ручейков. Вместо звездного неба серела беспросветная пустота.

Габриэл остановился в тени гигантского вяза и, бросив походную сумку к корням, огляделся. Рядом темнел ствол упавшего дерева, а около — заросшие мхом камни, напоминая стол и низенькие табуреты, будто вышедшие из-под молотков усердных цвергов-краснодеревщиков. Молодая луна куталась в облаках. В угнетающей темноте слышался лишь шум высоких трав, скрип дерев и далекое бормотание лесного ручья.

Опустившись на одно колено, шерл с бывалым мастерством следопыта развел костер. Вспыхнуло зарево и, занявшийся язычок пурпура выхватил место ночного привала. Темный эльф величаво расправил плечи, одернул полукафтанье и пригласил девушку:

— Садитесь к костру.

Эльфийка, подсвеченная пеплом лучистых волос, подчинилась. В слабом свете огня ее кожа была бледнее мертвой луны, а изумрудные глаза блестели слезами.

— Мне жаль, — молвил парень, опуская пшеничную лепешку на угли.

От усталости и печали, она не чувствовала ни голода, ни жажды.

— У вас есть предположения, кто мог сотворить такое? Гоблины? Тролли?

— Только догадки, — нехотя ответил он. Несмотря на все хладнокровие, которое воин постарался придать собственному облику, она прочла в его глазах — он знал убийц.

Отказавшись от хлеба и мягкого сыра, Арианна перебросила волосы на правое плечо и сорвала несколько листиков дикой мяты. Растерев в ладонях, она вдохнула их терпкий отрезвляющий аромат и посмотрела в темноту.

— Мы выследим их и уничтожим, — девичья горечь сменилась жаждой мщения, являя иную суть ее загадочной души. Нет, она явно была не из лесных эльфов. — Это наш долг.

— Долг. — Фыркнул Габриэл.

Дети Сумерек впитывали понятие «честь» с молоком матерей и чтили неприкосновенной святыней своего гордого, но холодного народа, а вот чуждое слово «долг» было для них расплывчатым призраком из далекого прошлого — отголоском эры первого эльфийского короля и практически ничего для них не значило. С момента исхода из Гелиополя и обретения нового королевства, исчадия никогда не считали себя кому-то обязанными или, тем более, должными.