«Русская верность, честь и отвага» Джона Элфинстона: Повествование о службе Екатерине II и об Архипелагской экспедиции Российского флота - Елена Смилянская

Задолго до того, как на «Три Святителя» установили новую грот-мачту и бушприт, вся моя эскадра была приведена в настолько хорошее состояние, насколько позволило место пребывания. Мы соответственно ожидали, что должны проследовать к Паросу, так как со всем испеченным хлебом мы имели запас не более чем на 28 дней, а мука вся была израсходована.

Однако адмирал Спиридов сказал, что каждому кораблю необходимо взять с собой сколько возможно морских солдат, чтобы защитить людей на Паросе на случай, если турки сделают десант, – это заняло у нас еще 10 дней. С Пароса между тем пришло судно и привезло адмиралу Спиридову пакет, содержание которого не разглашалось. На следующее утро адмирал Спиридов дал сигнал сниматься с якоря, который мы повторили, и каждый корабль последовательно стал сниматься715. На следующий день, 26 ноября/[7 декабря], пополудни мы все встали под паруса, следующее рандеву было назначено на Паросе.

Как только мы покинули восточную оконечность, выходя с рейда Тассо, и собирались ужинать, лейтенант от адмирала Спиридова поднялся на борт и привез мне реляцию (letter of communication), как они его называют, в которой мне сообщалось, что адмирал Спиридов получил сведения от графа Орлова, что 12 дульциниотских судов716 и 3 алжирских военных корабля направляются в Константинополь, полные алжирцев, и требовал, чтобы я отправился на их поиски. Адмирал хотел, чтобы я оставил с ним «Африку», чтобы усилить его эскадру, и чтобы дал соответственный приказ капитану. Было уже слишком темно, чтобы обмениваться сигналами, поэтому вместо того, чтобы изменить курс, чтобы преградить путь тем судам, я должен был следовать прежним курсом до рассвета, до тех пор пока я мог дать сигнал для переговоров с «Африкой», лучшим фрегатом из двух, что были у меня, и притом новым.

Как только дело было закончено, две эскадры разлучились. Их эскадра пошла на Парос, а наша, состоящая только из «Не Тронь Меня», «Саратова» и «Надежды», не без трудностей обошла Лемнос по пути к Тенедосу. Когда мы прошли Лемнос и его порт, все казалось столь же спокойным, как когда мы его покидали, не видно было ни души.

Мы повернули и увидели Митилини. На следующий день пополудни со свежим бризом мы оказались между мысом Баба и Тенедосом почти напротив руин Трои, когда я заметил два паруса, скользящих около берега прямо впереди от нас. Вскоре после того матрос на салинге закричал, что видит 10 или 12 парусов. Мы поставили брамсели, отдали рифы марселей и, подняв все паруса, сделали сигнал погони. Мы догоняли их очень быстро, и «Не Тронь Меня» шел на ветре к передовому судну на всех парусах в надежде отрезать их до того, как они войдут в гавань Тенедоса. Но бесполезно, они все успели войти, кроме самого последнего, разбираться с которым я оставил «Саратов».

Наступала ночь, и мы с трудом вышли на рейд Тенедоса, где наудачу кинули якорь на глубине 11 саженей. Я тотчас установил огни на конце бушприта, чтобы указать направление «Саратову» и «Надежде», которые вскоре легли на якорь перед нами. Мы увидели, что «Саратов» привел последнее из судов, за которыми мы гнались, над ним был французский флаг, и как только мы зажгли фонари, увидели, что оно приближается на всех парусах, мы стали стрелять в него, чтобы заставить его лечь на якорь впереди или напротив нас. Но до того, как оно смогло убрать паруса, оно прошло мимо нас.

Когда командор Барш поднялся на борт и сказал мне, что они говорили с этим судном, что оно и еще два других были французскими, три больших – рагузинскими, с одним ярусом пушек каждое; остальные были мавританскими; все шли из Александрии, нагруженные пшеницей, рисом, кофе и шелками.

Ветер был столь силен, что мы вынуждены были дать сигнал спустить стеньги и реи. Командор Барш вынужден был оставаться у нас на борту всю ночь и следующий день.

Из-за нашего разочарования при потере добычи, которая почти попала к нам в руки, было естественно обратиться к причине неудачи, и всем стало понятно, что адмирал Спиридов получил сведения по меньшей мере за 48 часов до того, как передал их мне. Также было ясно, что, если бы он не потребовал от меня передать приказ на «Африку», чтобы этот фрегат присоединился к нему, можно было бы сэкономить половину времени, хотя даже два часа позволили бы нам не только опечалить неприятеля, но и завладеть ценными призами.

Это хорошо показывает, насколько дорогими для командира могут оказаться в военное время несколько мгновений, особенно когда на полученные свежие сведения можно полагаться.

На рассвете следующего дня оказалось, что, бросая лот, мы заняли самую лучшую якорную стоянку на расстоянии двух выстрелов от крепости. Так как ветер продолжался, не стоило рисковать и иметь дело всего лишь с французским бригом, ибо, согласно последнему рескрипту Императрицы, я не должен был его останавливать, если он не перевозил боевые припасы или не шел к месту, находящемуся в абсолютной блокаде. Французы обнаружили, что мы никого к ним не послали. Мы заметили, что они часто смотрели на [якорный] канат, как будто бы они боялись, что он порвется и им придется только надеяться на второй канат. Считая, что им слишком опасно провести здесь еще одну ночь, они дали сигнал бедствия и через несколько минут отрубили тросы и отправились к Дарданеллам; через несколько часов они пропали из вида.

Наше пребывание при Тенедосе не могло быть известно туркам на островах к западу, и нет сомнения, они думали, что мы до сих пор находимся на Тассо. В этом они всегда могли удостовериться, так как в Архипелаге сведения распространяются быстро при помощи дыма костров, с одного острова на другой. Я думаю, они могут получить известия от мыса Сант-Анджело до Дарданелл менее чем за 48 часов [далее зачеркнуто и неразборчиво].

Погода оставалась плохой, и мы не могли действовать, принужденные лежать на якорях, пока погода не улучшится. После полудня мы увидели 5 фелук, приближающихся к нам на ветре, они предполагали, что мы их друзья, до тех пор пока они не приблизились на расстояние пушечного выстрела; тогда две из пяти встали, и мы смогли поставить их на якорь неподалеку от нас. Другие три поменяли направление на ветру и ушли. Мы увидели большое рагузинское судно*, [на поле карандашом:] *судно о 16 пушках*, лежащее у берега Тенедоса под прикрытием форта. Я решился отрезать его и, соответственно, отправил ночью несколько лодок. Они с успехом справились. Капитан и команда не выказали ни малейшего сопротивления. На фелуке было 16 пушек, и она была 300-тонной, судно хорошо сработанное, но только с балластом, его можно было бы приспособить как хороший фрегат. Спустя несколько месяцев его отправили в Россию717.