Месть троллей - Кристоф Хардебуш

— Я спасла несколько бутылок от жадных воинов. Я думаю, что мы сегодня устроим совместный прощальный вечер.

— Сначала мне нужно увидеть Ионну, — объяснил Стен. — Кроме того, я чертовски устал.

— Что ты можешь такого сказать Ионне, что не подождет до завтра? И потом… устал… Стен, это самая плохая отговорка, которую ты когда-либо мог придумать!

— Но…

— Никаких но, — перебила она его, — Висиния присоединится к нам. И возможно, кое-кто еще.

— Висиния, — прошептал он, и его взгляд устремился вдаль.

— Да. Что между вами? — спросила Флорес, наемница уже довольно долго размышляла об этих двоих, после того как увидела реакцию брата на новость о предполагаемом замужестве Висинии.

— Ничего, — ответил Стен и отмахнулся рукой.

— Братик, для разыскиваемого мошенника ты очень плохой лгун!

Стен свирепо посмотрел на нее, потом вздохнул и опустил плечи.

— Я не знаю. Я надеялся… я думал…

— Да? — спросила Флорес, когда он умолк.

— Я хотел спросить ее, то есть Ионну, не будет ли… — промямлил он и смущенно почесал шею.

— Что? Ты и Висиния? — вырвалось у Флорес, которая, несмотря на догадки, была удивлена признанием. — Она знает об этом?

— Кто, Ионна?

— Нет, Висиния, ты, остолоп.

— Нет, еще нет. Я хотел сказать ей, но потом ей пришлось после осенней битвы отправиться в Теремию. А сейчас у нас не было возможности поговорить — были тролли, и Нати, и…

— Ты боишься! — удивленно поняла Флорес и засмеялась. — Ты дружишь с людоедами, нападаешь на Цорпада в его собственной крепости, но ты не решаешься признаться Висинии в своих чувствах!

— Нет! — возразил брат. — Это не так! Я просто не хотел еще больше взваливать на нее!

— Конечно, — с иронией подтвердила Флорес и подмигнула ему. — А что она? Думаешь ли ты…

— Я не знаю, — с сомнением ответил Стен, — мы не виделись почти год. Когда я был тяжело ранен после осенней битвы, она сидела у моего ложа. Я думал, что, возможно, она что-то чувствует по отношению ко мне.

Покачав головой, он добавил:

— Но, наверное, это были мои фантазии, мне просто хотелось, чтобы это оказалось правдой. Она видит во мне друга юности, не более того!

— Стен, ты действительно большой остолоп! — заявила Флорес.

— Ты уже говорила, — отмахнулся Стен. — Может, назовешь причину?

— Да ты просто спроси ее. Что такого может произойти?

— Я не знаю, — угрюмо ответил Стен. — Ее пообещали другому. Что я теперь должен сказать ей? Зачем делать ей жизнь еще тяжелее? Но в одном ты права: сначала будет война. Кто знает, выживем ли мы вообще.

— Если она любит тебя, брат, то, как ты думаешь, когда она будет счастливее, если будет знать о твоих чувствах или никогда о них не узнает? — мягко спросила Флорес.

Стен в отчаянии прислонился к стене и уставился в потолок.

— Не представляю. Давай просто выпьем, хорошо? Я слишком устал, чтобы думать об этом.

Пожав плечами, Флорес встала и потянулась. Стен натянул темную рубаху, повязал пояс, обулся и последовал за сестрой. Они направились в западное крыло, где находились гостевые комнаты и где ждало вино.

Смеясь, Флорес плеснула из глиняного кувшина еще немного терпкого белого вина в свой кубок. Брат все еще стоял посредине комнаты и рассказывал:

— …он сказал мне: стой! Потом вытащил стрелу. О духи, вы даже не можете представить, как фонтанировала кровь! Я подумал, что той ночью из меня вытечет вся кровь и я умру!

— И как вы перевязали рану? — спросил Костин.

— Ну, через это место, — заявил Стен и схватился между ног, — потом сзади снова наверх и через бедро. Я еще не видел шрама, но мне говорят, что он очень украшает!

— Покажи! — крикнула Флорес и рассмеялась, когда брат покраснел.

Защищаясь, он поднял руки и ответил:

— Вам всем стоит поберечь свои нервы, а мне лучше оставить свои штаны на месте!

Смеясь, Флорес кивнула и бросила взгляд на Висинию, которая сидела на кровати и кашляла. Судя по всему, юная дворянка поперхнулась. Сейчас она смотрела на Стена, который тяжело упал на подушки рядом с Костином и схватился за бутылку с вином. Взгляд влахаки следил за движениями юного воина. «Что же ты чувствуешь к нему, Висиния? — задалась вопросом Флорес и задумчиво отпила глоток вина. — Отвечаешь ли ты на его чувства?»

— Еще одну историю, — попросил Костин. — Расскажите нам больше про Нати Таргузи!

— Ну хорошо, — ответила Флорес уже слегка тяжелым языком и с трудом поднялась. — История про Нати!

Под звуки аплодисментов она неуклюже поклонилась и начала рассказывать:

— Однажды двое детей пришли в Дезу, одни, затравленные и испуганные. Все было чужое, и плохие люди отобрали у них семью и родину!

Смех влахаков умолк, и они принялись слушать. Глотнув вина, Флорес продолжила:

— Эти дети потеряли все, и они опасались всех незнакомых на чужбине. Им дали комнату и еду и успокоили, но ночью они обнялись и плакали — оплакивали все, что потеряли. Утром один человек пришел к ним, он рассказывал разные истории, и он смеялся, слушал детей. Так он завоевал их сердца и смог утешить их. Это был Натиоле, настоящий друг. Тот, кто поддержит в беде. Друг!

Когда она села, воцарилось молчание, молчали почти две дюжины влахаков, которые пришли попрощаться с Натиоле. Некоторые из них уже рассказали смешные и печальные, героические и нелепые — разные истории, чтобы вспомнить… Это был старый влахакский обычай, которому они следовали и которым почтили память Натиоле. Пережитое с ним никогда не забудется, и его всегда будут помнить.

— За Натиоле! — крикнул Стен.

Все подняли кубки и ответили ему:

— За Натиоле!

— Пусть он смотрит на нас со своих темных троп и наша борьба закончится успехом!

Все присоединились к тосту, Флорес промолчала, потихоньку попивая вино. «Мне жаль, Нати, но это все еще не моя борьба».

— За Нати! — снова раздался крик, и на этот раз Флорес присоединилась к остальным.

Потом Стен, слегка пошатываясь, перешел к ней и сел рядом.

— У тебя талант к речам, которого у меня нет, — прошептал он ей на ухо. — Он был хорошим другом.

С вымученной улыбкой он поднял деревянный кубок, и Флорес стукнула по его кубку своим… Они отпили немного вина.

— Ты помнишь, как Нати называл это пойло? — смеясь спросила она.

Стен усмехнулся:

— Кошачьей мочой. Потому что оно такое же на вкус, а утром похмелье!