Красные звезды. Ядерный рассвет - Федор Березин

Поскольку расстояние, судя по исходным данным, было уже относительно небольшим, один из атакующих включил бортовой локатор. Это была не примитивная система, имеющая вращающиеся части, луч формировался несколькими сотнями маленьких штыревых вибраторов. Вначале система сформировала широкую диаграмму направленности и мигом просканировала заданный сектор. После обнаружения цели – «СР-71» представлял с задней полусферы чудовищную радиовидимую блямбу – луч сузился, уточняя параметры. Для пилота, задействовавшего локатор, полученная информация уже не могла иметь никакого значения, любой из видов бортового оружия не успевал догнать нарушителя. Ну что же, подавив обиду, летчик «МиГа» сделал то, что и было положено бывшему пионеру и комсомольцу – помог товарищам. Нажав одну из кнопок на пульте, он послал в пространство закодированный сигнал с уточненными данными о цели.

Однако и Кир Толкотт, беспечно уносящийся от своей смерти в ста восьмидесяти километрах от русского самолета, внезапно вспотел: на его панели высветилось сообщение о попадании «семьдесят первого» в луч сопровождения неизвестного локатора. Не зная расстояние до перехватчика, вполне можно было предположить, что за самолетом уже несутся ракеты «воздух – воздух». Жить очень хотелось, но «Локхид» не был создан для пируэтов высшего пилотажа, потому Кир Толкотт не завалился на крыло, не спикировал штопором и не завис в воздухе носом кверху, как это умел делать какой-нибудь юркий «МиГ-29», Кир Толкотт совершил два взаимосвязанных действия – он увеличил скорость, вводя двигатель в форсажный режим, и начал набирать высоту. Навалившиеся перегрузки вновь отвлекли его от чрезмерных переживаний, кроме того, он несколько пришел в себя – где это видано, чтобы американские самолеты сбивали над нейтральными водами? Кир Толкотт понятия не имел, где находится, то есть он, конечно, знал свои координаты, но ни о какой параллельной вселенной он ведать не ведал. О нестабильности в океанских акваториях он тоже слыхом не слыхивал. Точно так же он не знал о десятках американских летчиков, погибших в последние месяцы. Тем не менее примененная им тактика в данном случае оказалась единственно верной. Более того, она бы была полностью выигрышной, если бы на «семьдесят первый» охотились иные, более примитивные типы самолетов, а кроме того, если бы «МиГ-31» был один.

Но это было не так.

Как-то раз, во время очередной плановой беседы-допроса, в коридоре послышался небывалый приглушенный шум, как будто надзиратели и выводные внезапно и одновременно перешли от положения «вольно» в позу «смирно!» или даже «на кра-ул!». Может, так оно и было в действительности, ибо вслед за этим дверь следовательского кабинета рывком разверзлась, и на пороге материализовался генерал-майор во всей красе парадного обмундирования.

Подозреваемый в шпионаже Луговой сидел спиной к входу, но чутким армейским нутром ощутил дыхание момента – он попытался встать в соответствии с привитым еще в военном училище ритуалом, но сцепленные за спиной руки не дали это выполнить с должным энтузиазмом. Следователь-дознаватель вскочил и бодро доложил обстановку.

– Вольно, капитан, – махнул на него рукой генерал.

За генералом не громоздилась привычная в таких случаях свита, только один подполковник, на которого поначалу Луговой не обратил никакого внимания, но когда присмотрелся – обмер. Это был Геннадий Иванович Манин собственной персоной. «Выкрутился, зараза! – подумал про себя Владимир Юрьевич Луговой. – Как всегда, вышел сухим из воды, гад».

– Так, – сказал генерал-майор, присаживаясь на свободный стул. – Вообще-то зря я вас остановил, капитан. Доложите-ка поподробнее об этом арестованном. В чем его обвиняют конкретно?

Энкавэдэшник ожил.

– Товарищ генерал, задержанный при попытке бегства с освобожденной Красной Армией территории, а также при шпионаже и, с этой целью, проникновении в советскую комендатуру, бывший белый офицер Луговой, – следователь указал пальцем на Лугового, – обвиняется в сотрудничестве с фашистами и с японскими милитаристами в пользу фашизма и гегемонизма.

– Так, хорошо, – выдал генерал задумчиво. – И что его ожидает?

Следователь стал еще живее.

– Суровая кара от имени советской власти и советского же народа – от двадцати пяти лет заключения с принудительным трудом, или же – расстрел.

– Ага, – подвел итог генерал-майор. Чувствовалось, что генерал действительно настоящий, а не наряженный для солидности старший офицер. – У вас вначале нестыковочка получается, капитан. Непонятно, то ли он бежал от нашей армии, то ли шпионил, что конкретно?

Энкавэдэшник несколько помертвел.

– Я думаю, «шпионил» все же солиднее. Так что с этим надо доработать. Тщательнее надо прорабатывать детали, – генерал снял фуражку, обнажив седые, потрепанные бессонными ночами над оперативными картами виски. – Вот насчет последнего мне понравилось. Расстрел – это по-нашему. Нечего нашему строящему коммунизм во всем мире государству тратиться на содержание и охрану разной сволочи.

Луговой глотнул застрявший в горле комок, а генерал продолжал:

– Так что сойдемся на расстреле. И, я думаю, нечего затягивать – где-нибудь завтра-послезавтра с ним надо кончить. Правильно, капитан?

– Так точно, – моргнул следователь. – Только, товарищ генерал, успеем ли? Сколько ниточек еще не распутано.

– Ничего, поторопитесь. Наша доблестная армия, вон – по восемьдесят километров прорыва делает ежедневно, а вы тут волынку тянете, как какая-нибудь гитлеровская имперская канцелярия. Эдак вы в делах совсем зароетесь.

– Будем исправляться, товарищ генерал! – поблагодарил энкавэдэшник за науку.

– Вот то-то. А для ускорения дела вам тут кое-что подбросят из материальчиков на этого Лугового, точнее на Ганса Краузе. Там будет о его жизни при рейхе и о службе в вермахте. По поводу Белого движения – это все из дела выкиньте, и пусть вообще там будет указано, что беседовали вы с ним на немецком языке.

– Да? – искренне удивился следователь. – Но я, понимаете…

– По-немецки не говорите?

– Ага, то есть так точно.

– Плохо, капитан. Плохо. Языки противника надо знать, – генерал провел рукой по своей седенькой голове, – правда, они уже не противники. – Он почесал подбородок. – Сейчас, скорее всего, и японский не успеете выучить. Мой вам совет, учите в свободное время английский. Тут вы не ошибетесь, между нами пока океан.

– Понял, товарищ генерал. Все сделаем и расстреляем этого врага народа, как положено.

«А ведь Манин-то, сволочь, – думал между тем Владимир Юрьевич Луговой, – на свободе. Еще и в свите такого шишки. Чего же он на меня там наговорил? Какие еще показания про вермахт всучил, скотина?»

– А как вообще, капитан, – поинтересовался генерал-майор, – вел себя указанный подсудимый?

– Ярый антикоммунист, товарищ генерал, очень ярый. Мы с ним, конечно, хотели по-хорошему, согласно нашей доброй конституции, но он, контра, не дал мне никаких показаний о службе в вермахте и гестапо.