В клетке. Вирус. Напролом - Джон Скальци

– И что, это так легко провернуть? – усомнилась Ванн.

– Как нефиг делать, – заверил Тони. – Вокруг полно болванов, возомнивших себя финансовыми гениями. Вам даже не придется делать ничего незаконного – просто сыграть на алчности недостаточно информированных людей. Главное – продать, пока все не обрушится.

– То есть «Лабрам» задирает цену, а потом спекулирует, – сказал я. – И где же здесь отмывание денег?

– Отмывание начинается тогда, когда «Лабрам» вкладывает свои средства в иностранные лиги. Они не делают инвестиций напрямую, а создают для этого некие общества с ограниченной ответственностью как форму помещения капитала, оставляют за собой управление ими, а потом приглашают туда в качестве миноритарных партнеров те сомнительные компании, с которыми ведут бизнес.

– И поэтому через год или два после того, как иностранная хилкетная лига начинает работать, миноритарные партнеры продают свои доли назад компании «Лабрам», которая покупает их по непомерно раздутой цене, – сказала Ванн.

– По непомерно раздутой цене, которая соотносится с той премией, что они заплатили «Лабрам» за услуги, плюс некоторый процент за подготовительную работу с криптовалютой, – добавил Тони. – И – вуаля! Грязные деньги отмыты, все счастливы, все богаты, за исключением недоумков, которые поздно спохватились для того, чтобы избавиться от криптовалюты.

– Для отмывания денег на международном уровне как-то простовато, – сказала Ванн.

– Я излагаю вам лишь сокращенную версию, – заверил ее Тони. – Эти фрики от бухгалтерии говорят, что вся схема действительно почти гениальная, если так можно говорить о мошенничестве. И это даже не первый раз, когда «Лабрам» проворачивает такое.

– А когда в первый раз?

– Когда Амели Паркер открыла ту фирму по спортивным добавкам. Изрядная доля инвесторов, готовых вкладывать в стартап, оказалась из числа либо тех мутных компаний, с которыми «Лабрам» вела общий бизнес, либо их владельцев, принявших риск на себя. Они вложили средства, фирма ни шатко ни валко работала несколько лет и даже умудрилась не лопнуть, а потом явилась «Лабрам» и выкупила ее за бешеные деньги.

– Все делают бизнес, все счастливы, – резюмировала Ванн и повернулась ко мне. – А теперь, я полагаю, они намерены провернуть то же самое с «МобилОн». Той самой, куда Паркер хотела вас заманить.

– И еще долю прибыли обещала, – добавил я.

– Я бы на твоем месте не сомневался, – посоветовал Тони. – Доход настолько же гарантирован, как и то, что ты когда-нибудь поправишься.

– Но я-то ей не нужен. Если все это лишь схема по отмыванию денег, к чему тут знаменитость для рекламы? Или сторонние инвесторы вроде моих родителей?

– В этом и гениальность, – заметил Тони. – Получить известность, привлечь законные сторонние инвестиции, чтобы замаскировать грязные делишки.

– Как меня жестоко использовали! – воскликнул я и почти не шутил.

– Зато теперь знаете, на что годится ваша слава, – не удержалась Ванн.

– Получается, Североамериканская хилкетная лига тут совершенно ни при чем, – сказал я Тони, чтобы вернуть разговор в прежнее русло.

– Конечно, – ответил Тони. – Будем считать, что так.

– Чую скептицизм.

– Твоя подружка, с которой вы так трогательно поклялись на мизинцах, пыталась шантажировать лигу этой информацией, после чего ее любовник в скором времени неожиданно умер. За ним – начальник, отвечавший за зарубежные сделки. Следом – жена игрока, которая якобы пыталась убить соперницу. Да, и не будем забывать про то, что разрушили наш дом, чтобы прикончить какого-то гребаного кота. Так что – да, признаю. Версия непричастности лиги действительно вызывает у меня скептицизм.

– Вы не говорили Силве о том, что мы вскрыли ее банк данных? – спросила Ванн.

Я покачал головой:

– Нет. Но ведь она мне про него тоже не рассказала. Она хочет, чтобы мы думали, что информация по-прежнему у нее.

– Ваша клятва на мизинцах построена на лжи, – сказал Тони.

– Она думала, что торгуется за свою жизнь, – напомнил я ему.

– Рядом с ней дежурят наши люди, – сказала Ванн. – И лежит она на частном этаже, куда не допускаются журналисты и фанаты. С ней все будет в порядке, если только туда не проберется ниндзя.

– Среди тех файлов, что ты открыл, есть что-нибудь впрямую уличающее лигу? – спросил я у Тони.

– Ваши эксперты еще просматривают их. Работы много.

– А как насчет самой компании «Лабрам»? – спросил я. – Чэпмен умер с добавками от «Лабрам» в организме. Интегратор Амели Паркер была с Кауфманом перед самой его смертью. А утром адвокаты сомнительных партнеров этой компании пришли к ней домой.

– Пока все это лишь косвенные доказательства, – ответила Ванн. – Если бы у нас были добавки, мы могли бы их проверить, но эти криворукие ушлепки из Филли запороли образцы. Вскрытие Чэпмена ничего не выявило. Вскрытие Кауфмана дало неопределенный результат. И никакой закон не запрещает принимать у себя дома сомнительных адвокатов.

– Как-то многовато косвенного, – заметил я.

– И все равно недостаточно. Мы расследуем не отмывание денег, не шантаж и не безнравственное поведение интеграторов. Мы расследуем смерти Дуэйна Чэпмена и Алекса Кауфмана. На сегодняшний день у нас по-прежнему нет доказательств, что первый умер не от остановки сердца, а второй не покончил с собой. Сопутствующих обстоятельств вокруг обоих этих случаев выше крыши. Но нам необходимо связать их воедино.

– Что вы намерены предпринять? – спросил я. – У нас есть только Силва, все остальные либо сами юристы, либо находятся под юридической защитой.

– Начнем с мелких сошек, – сказала Ванн.

– Интересно, кто это. Ни адвокаты, ни чиновники к ним не относятся.

– Парочка все же есть.

– И что вы собираетесь с ними делать?

– Для начала напугать до смерти.

– Мистер Ортиц, я сегодня прилетела из Бостона, а мой коллега прибыл из Вашингтона, – объявила Ванн, наклонившись над столом. – Сообщаю вам это для того, чтобы вы поняли, насколько глубоко вы вляпались, если федеральные агенты были вынуждены заявиться сюда аж с Восточного побережья только для разговора с вами.

Педро Ортиц, кузен Альтона Ортица, сидевший напротив Ванн в комнате для допросов полицейского управления Филадельфии, выглядел так же растерянно, как любой, кто провел бы ночь в городской тюрьме по обвинениям, которых он даже не понял. Рядом с ним сидел его адвокат, совсем юнец в плохо сшитом костюме, явно чувствующий себя не в своей тарелке.

– А вы, – повернувшись к нему, спросила Ванн, – общественный адвокат или младший помощник?

– Да я как бы слу… – начал было общественный адвокат (как я предполагал), но Ванн резко перебила его, ткнув в его сторону пальцем.