Собрание сочинений в десяти томах. Том 7 - Юзеф Игнаций Крашевский

Фаворит, получив приказание, должен был уйти.

Когда он ушел, у короля как будто упала тяжесть с души.

– Недаром говорит пословица, что нужно просить Бога беречь нас от друзей, а от врагов мы сами себя убережем. Кохан совершил преступление из любви ко мне, я уверен в этом, так как у него другого повода не было и вот я должен буду нести на себе ответственность за это преступление.

Король вздохнул.

– Вы знаете, – добавил он, расчувствовавшись, – я никогда не жаждал ничьей крови, и я всегда относился с презрением к тем, которые хотели мне вредить. Я даже намеком не дал повода к этому. Я невиновен! Неужели из-за совершенного преступления я должен отказаться от единственного человека, которому могу верить?

– А если вы его оставите при себе, – возразил Сухвильк, – то вас обвинят в соучастии.

Король гордо молчал.

Вскоре после этого ксендз Ян ушел, а Казимир, оставшись один, ожидал Кохана, предполагая, что он еще вернется к нему.

Войдя в комнату, взволнованный Рава в сознании своей вины упал к ногам короля.

– Простите меня, мой дорогой повелитель! Я вам оказал плохую услугу, я – скверный слуга! Я признаюсь… Да, я им поручил… Не гоните меня прочь от себя, пане – потому что без вас жизнь для меня ничего не стоит. Не отталкивайте меня!

Король молча положил свою руку на его плечо.

– Я понесу наказание, и я заглажу свою вину, – продолжал Кохан, – да, я убил человека. Но он был предупрежден о грозившей ему опасности, он на вас напал и заслужил это наказание.

Дрожащий голос Кохана смолк.

– Завтра едем в Познань, – отозвался король, не желавший больше ни расспрашивать, ни говорить о том, что ему было неприятно.

Кохан понял, что он не будет прогнан; лицо его прояснело, и он от радости целовал ноги короля.

Больше не было разговора ни о Баричке, ни о проклятии.

Всю ночь не спали в замке и готовились к отъезду; король брал с собой большую часть своего двора, всю охотничью свору, хотя у него имелась другая в Познани, многих чиновников, значительный отряд рыцарей, коней и экипажей.

В епископстве между тем торжественно готовились, чтобы по церемониалу, установленному обычаями церкви, с амвона в Вавеле отлучить короля от церкви; по мнению епископа, это разъединило бы короля с народом и принудило бы его к покаянию и к подчинению.

Бодзанта, находясь под свежим впечатлением мученической смерти своего любимца, не хотел больше откладывать того, что он признал необходимым, и не слушался тех, которые его отговаривали.

Некоторые каноники смиренно указывали ему на сомнительные результаты этого шага, которые окажутся для церкви стеснительными, но епископ и слышать о них не хотел.

Он сам, окруженный духовенством, должен был произнести это страшное проклятие на помазанника Божья.

Церемония была назначена на третий день, как будто королю хотели дать еще время, чтобы одуматься.

Бодзанта, хотя и не отказывал в сострадании, но ставил тяжелые и унизительные условия. Он знал, что его решение не осталось тайной для Вавеля, потому что даже самые секретные совещания неизвестно каким образом туда передавались. Точно так же и он имел своих шпионов при дворе, и на следующий день рано утром, когда рыцари, придворные, челядь, чиновники проезжали по полусонным еще улицам Кракова, капеллан прибыл к Бодзанте с известием, что Казимир уехал в Познань.

Говорили о том, что Кохан не только не скрылся и не был прогнан из замка, но даже поехал вместе с королем. Епископ это принял, как вызов и как оскорбление. Гнев его еще увеличился.

– Он сам хотел этого! – воскликнул епископ, поднимаясь с ложа. – Да исполнится воля Божья и Его желание! Посмотрим, кто окажется сильнее в Риме: король и архиепископ или краковский пастырь?

На следующий день толпы народа, привлеченные заранее распространившимися слухами о том, что епископ с амвона отлучит от церкви короля за убийство Барички, проталкивались к костелу, наполняя улицы и дворы.

Окруженный почетным духовенством, с распятием в руках, почтенный старый епископ с большой пышностью поехал из своего дворца в костел при замке в Вавеле.

Костел был переполнен, но там не было ни одного высшего чиновника и ни одного из придворных Казимира. Даже челядь, оставшаяся в замке, и та попряталась в сараях и на чердаках. В сенях было пусто, и как бы все вымерло. На дверях висели замки, и живой души не видно было.

Неоржа, Отто из Щекаржевец, Пшенка, Янина и другие, принадлежавшие к их лагерю, пришли послушать это страшное проклятие и посмотреть, как бросают и ломают свечи при этом страшном обряде, как бы исполняя смертный приговор над убийцей.

Произнесена была анафема. Двери костела закрылись, и епископ возвратился в свой дворец.

Ему казалось, что с этого момента в Кракове замрет вся жизнь, что плач и стоны разнесутся по всей стране, и что люди покроют себя трауром и пеплом. Между тем, жизнь без всяких изменений текла по-прежнему, а Вержинек на вопросы любопытных, отвечал, что спор между королем и епископом будет обсужден и улажен в Риме.

Это уже не было борьбой между духовной и светской властью, а простой спор между Казимиром и Бодзантой.

Так на это дело смотрели, потому что времена сильно изменились.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

БИЧЕВНИКИ

Три года прошло со времени описанных событий. В доме, принадлежавшем когда-то Якову Свиняглове и перешедшем после его смерти и жены его –когда-то красивой Агаты из Ополя – к дочери их Басе, еще более красивой, чем мать, жене Фрица Матертеры, произошли большие перемены.

Тут когда-то царило веселье; это было богатое гнездо, излюбленное место, куда собирались все, желавшие повеселиться и провести время в танцах, при звуках музыки и при болтовне местных шутов, для которых двери всегда тут были охотно открыты. Красивая Бася после жизни, полной приключений, выйдя замуж, рассчитывала управлять домом и мужем и пользоваться жизнью по своему вкусу. Но неожиданно для нее жизнь ее сложилась иначе, да и она сама переменилась. Будучи девушкой, она была сумасбродна и легкомысленна, и казалось, что замужем она успокоится и станет серьезнее. Но ее брак с Фрицем обманул ее надежды. При жизни родителей молодые супруги еще кое-как ладили между собой, хотя любви между ними не было. Фриц женился на ней из-за денег, а Бася вышла за него замуж, чтобы показать свету, что, несмотря на ее плохую репутацию, на ней женился такой красивый молодой человек.

Вскоре оказалось, что Фриц, которому предназначалась покорная,