Колдунья - Филиппа Грегори

Кивнув, Элис направилась в комнату Кэтрин; в ее груди пылала злоба.

Госпожа была одета, она сидела в кресле, уставившись в окно. За ней Элис разглядела двор, сад, залитую солнцем внутреннюю стену, верхушки яблонь, растущих на внешнем дворе. А за низеньким зданием пекарни высилась мрачная, без единого окна, круглая тюремная башня.

— Как хорошо ты сегодня выглядишь, Кэтрин, — проворковала Элис тоненьким голоском. — Тебе уже лучше?

Но лицо миледи, когда она обернулась, было унылым. С утратой беременности исчезли полнота и румяность щек, на лице прорезались прежние глубокие морщины.

— Я только что видела тебя в саду, — заметила она. — Ты беседовала со старым лордом.

Насторожившись, Элис кивнула.

— Какая я была дура! — вдруг крикнула Кэтрин. — Я позвала твою девчонку и спросила, уж не беременна ли ты, а она сделала реверанс и ответила: «Да, миледи» — таким тоном, будто это давно всем известно и никого не удивляет!

Элис подвинула к себе кресло и села.

— Это ребенок Хьюго? — яростно зашипела Кэтрин. — Говори, это его ребенок? Как я была слепа, что не догадалась раньше! А теперь смотрю: идет по саду и выставляет свой живот перед милордом. Ты действительно ждешь от Хьюго ребенка?

— Да, — тихо отозвалась Элис.

Широко раскрыв рот, Кэтрин беззвучно заплакала. По ее желтоватым, болезненным щекам покатились крупные слезы. Она плакала, не стыдясь, как ребенок, которому сделали больно, губы ее расползлись, на сморщенном лице некрасиво зиял разинутый рот. Элис увидела нездоровый налет на ее языке и черное дупло в зубе.

Наконец миледи судорожно вздохнула и подавила горькое рыдание.

— И давно уже? — уточнила она.

— С июня, — не стала скрывать Элис. — Рожать буду в апреле. Уже три месяца.

Кэтрин кивнула, потом еще и еще, она кивала без остановки, словно заводная кукла.

— Так значит, ты обманула меня, — заключила она, ухватив край рукава, вытерев мокрое лицо и продолжая кивать. — Значит, ты не поселишься со мной на ферме, это все вранье. Ты останешься здесь, и родишь Хьюго ребенка, и будешь надеяться, что поднимешься выше в его благосклонности и в благосклонности старого лорда.

Элис молчала. Кэтрин подавила подступившие к горлу слезы, ее скулы шевельнулись, будто жабры у плавающего в пруду карпа.

— А я, дура, решила, что ты придешь ко мне, будешь любить меня, ты пообещала жить со мной, а сама в это время плела интригу, чтобы меня отослали подальше и вам с Хьюго можно было спокойно развлекаться, ни от кого не скрываясь! Ты опозорила меня, Элис. Ты осрамила меня перед замком, перед городом, перед всем светом. Я-то надеялась, что ты любишь меня, что мы с тобой друзья, что между мной и Хьюго ты предпочла меня. Утром, когда мы планировали совместное будущее, ты играла со мной. Надеялась быстро от меня избавиться.

Слушая эти обвинения, Элис сидела неподвижно, как изваяние. Она ощущала, что раздражение миледи нарастает и переходит в гнев, что горе накрывает ее безжалостной волной, но оставалась безучастной.

— Ты предала меня, — продолжала Кэтрин. — Ты мне не друг, ты вероломна и лжива. У тебя нет чести. — Она подавила еще одно мощное рыдание. — С Хьюго ты ведешь себя как шлюха, а к старому лорду подлизываешься, словно ты его дочка. Со мной прикидываешься подругой, с моими дамами строишь из себя королеву, помыкаешь ими. В тебе все лживо, нет ни крупицы правды, Элис, ни капли чести. Ты совершенно бесчувственная, Элис бесчувственная!

Оторвав взгляд от круглой башни без окон, Элис опустила голову. Да, Кэтрин, скорей всего, права. Значит, бесчувственная. Интересно, что там делают сейчас с матушкой Хильдебрандой?

— Мне немного нездоровится, — пожаловалась Элис, вставая. — Пойду к себе, отдохну перед ужином.

Кэтрин подняла к ней свое болезненное, жалкое, мокрое от слез лицо.

— И ты ничего мне не скажешь? — удивилась она. — Ты вот так уйдешь и оставишь меня расстроенной и сердитой? Ты даже не попробуешь оправдаться, объяснить, почему ты обманула меня? Почему не сдержала слово? Почему так вероломна? Почему поступаешь столь низко?

Элис еще раз бросила взгляд на круглую башню.

— Вероломна? Поступаю столь низко? — Она коротко рассмеялась. — Это все пустой звук, Кэтрин! Тебе понятно? Пустой звук!

— Но ты же лгала, глядя мне в глаза, — не отставала миледи. — Ты обещала быть мне другом, любить меня. Какое коварство!

Пожав плечами, Элис решительно заявила:

— Я плохо себя чувствую. Я очень больна. Тебе придется страдать одной, без меня, Кэтрин. Я не могу брать на себя ответственность и возиться с тобой. С меня хватит.

Кэтрин побелела как мел.

— У тебя тоже такая болезнь, как и у меня? — изумленно спросила она. — Его ребенок тоже гниет в тебе заживо, как и мой? Значит, это все, что Хьюго способен породить? Только свечной воск?

Перед мысленным взором Элис встали яркие картины сна, где на обочине дороги шевелились черви, а потом восковые куклы спешили в Каслтон на поиски матушки. Она заморгала и помотала головой, пытаясь избавиться от этого жуткого воспоминания, затем положила руки на живот, словно защищая ребенка, и ответила:

— Нет. Мой сын жив и здоров. Не то что твой.

Этот ее жест, естественный жест всякой беременной женщины, подействовал на Кэтрин: гнев ее как ветром сдуло, осталось одно горе.

— Элис! — воскликнула она. — Я прощаю тебя! Прощаю все. И твой обман, и твою ложь, и мой позор. И то, что Хьюго изменял с тобой. Я прощаю, если только ты поедешь со мной. Меня выгонят отсюда, и мне придется покинуть замок. Пойдем со мной, Элис! Мы станем вместе заботиться о твоем сыне. Он будет и моим ребенком тоже. Я сделаю его своим наследником. Своим наследником, понимаешь? Когда-нибудь он получит имение, которое мне отдадут, и приданое, которое мне вернут. Со мной ты станешь богата. Со мной ты будешь в безопасности, и твой сын тоже.

Мгновение Элис колебалась, взвешивая выгоды, прикидывая возможности. Но потом покачала головой и холодно промолвила:

— Нет, Кэтрин. С тобой все кончено. В замке тебе давно подписали приговор, скоро от тебя избавятся. Хьюго больше не притронется к тебе. Старый лорд отказывается тебя видеть. Я действительно играла тобой, использовала твою страсть, пыталась заставить тебя уехать тихо, без шума, хотела услужить милорду. Я и не думала жить с тобой. Мне не нужна твоя любовь.

Миледи прижала ладони ко рту. Распахнутые глаза ее не отрываясь смотрели на Элис.

— Какая же ты жестокая, — не веря самой себе, пробормотала она. — Жестокая. Ты и Хьюго вместе лежали в моей постели, еще сегодня утром ты держала меня в объятиях. Ты нянчилась со мной, когда я болела, ты хранила мою тайну.

Пожав плечами, Элис открыла дверь.

— Это ничего не значит, — отрезала она. — Ты уже ничто, пустое место. В тот день, когда вы с Хьюго гуляли на берегу реки, ты должна была утонуть, Кэтрин. Но от судьбы не уйдешь, она все равно настигнет. Ей суждено сгореть, тебе утонуть. Тебя ждет своя участь, ее — своя.