Напряжение сходится - Владимир Ильин

— Да мне плевать, как это работает, если не по-моему. — Вспомнил я свои ощущения парой секунд ранее и уже самостоятельно проявил в небе Восточный дворец, силой воли распахивая в нем ворота — и чуть ли не дурея от восторга и мощи, рванувшей из него навстречу.

— Н-но… — Обескураженно произнесла Го, опуская ладони от моей спины, отшатываясь, словно не веря — глядя на яркий — пробивающийся даже сквозь свет звездочек — силуэт с башнями и контрфорсами на полнеба, свитый из молний бесконечной грозы, из ворот которого стаей выныривали десятки сияющих крылатых бестий, исчезая в грозовых иссиня-черных подбрюшьях низких облаков, подсвечивая их изнутри хищными силуэтами.

— А Пашку обидишь — прибью. — Жестко произнес я ей, поймав ее взгляд. — Никаких княжеств, принесенных твоим старейшинам на блюде!

Дейю истово закивала.

— А если бы… А если бы у тебя не получилось? — Казалось, через силу спрашивала Аймара, пытаясь перекричать близкий шторм.

Взгляд ее перебегал то на небо, то к схватке, где Артему приходилось все сложнее, он уже отчетливо прихрамывал на левую переднюю лапу, а на шкуре уже не оставалось целого места — но отчего-то все сильнее замирая, глядя вверх.

— Что не получилось?! — Не сдержался я. — Перезарядка «Града» — семь минут! Это вы у нас тут все герои и собрались умирать! А у меня свадьба! Семь минут не могут постоять на месте!

— Вот-вот, — поддакнул Федор, задравший голову ввысь.

Я выдохнул, успокаиваясь, нашел на небесах своего дракончика, уже откормившегося размером до среднего истребителя, и перевел взгляд на князя Черниговского.

— Сожрите его.

Среди очерченного коричнево-туманной защитой круга не осталось слов — да и те не были бы услышаны. Там, по другую сторону под громовой клекот рвали защиту вокруг человеческого силуэта десятки электрических бестий, бросившихся с неба и облепивших жертву одним неистерпимо сияющим комом. Иногда какая-то из них распахивала электрические крылья и недовольно взлетала ввысь, не добравшись до плоти врага — но на место, ею освобожденное, тут же врезались два или три других хищных проявления стихии, пытавшихся повалить жертву на землю, расцарапать электрическими когтями прозрачно-серое полотно преграды и оторвать голову резким движением пасти.

С затаенным дыханием и надеждой смотрели три девушки на избиение полностью сосредоточившегося на защите "виртуоза". Закаменевшей маской лица наблюдал за расправой молодой человек. Равнодушно контролировали пространство двое лысых мужчин, привычно распределивших сектора охраны и не сопереживавшие никому. Тяжело дышал израненный медведь, все еще остававшийся за полусферой щита и готовый к драке — но благоразумно не приближавшийся к месту схватки. Сиял над ними в воздухе Восточный Дворец с распахнутыми воротами, готовый дать еще силы, дать еще мощи призвавшему его, чтобы довершить дело.

А еще на поле битвы, в кольце защиты был мальчишка тринадцати лет, которому было явно не место в схватке совершеннолетних людей, принявших по закону всю меру ответственности за свои поступки.

Но в мире аристократов возраст не имеет столь драматического значения. Более того, правила наследования предписывают совершенно иное главенство в роду, когда доходит до принятых в семью. И оказывается так, что если тебе в девятый класс, а усыновленный брат уже отпраздновал совершеннолетие, то наследником все равно будешь ты. И старшим в своем роду, а значит ответственным за младшего, каким бы могущественным и самостоятельным он ни был — тоже.

И сейчас ему категорически не нравилось то, что происходило рядом с ним.

Ладони Федора с силой сжимали снятые с рук охранные перстни, призванные защитить от звуков и частот, способных убить; от неприятных запахов и от вредного спектра света. Но сейчас он хотел видеть, слышать, осязать, чувствовать кожей — это ослепительное сияние живой энергии, оглушающий грохот, эти волны жара от покореженной земли и пугающее до дрожи в коленях противостояние людей, жаждущих убить и жить самим. Он осознанно лишил себя защиты, чтобы происходящее рядом не казалось кадром фильма, увиденного из безопасного и защищенного места, а било по всем чувствам ощущением причастности. Он хотел бояться, и ему действительно было страшно.

Юноша старательно запоминал этот ужас, чтобы вспомнить в тот момент, когда на ум придет мысль, будто война — это нечто иное, чем боль, смерть и страх за родных. А еще доказывая себе, что он все делает правильно.

Один такой ужас уже был в его прошлом. Тогда они проиграли. Сейчас готовились выиграть, но победа грозилась обернуться еще большим кошмаром.

Понимал ли это мудрый старший брат? Федор раньше верил, что да — но только до того момента, когда будучи уже у вертолета вместе с Никой уловил залп пяти установок со снарядами, изрядно усовершенствованными его рукой. Не так-то и просто почувствовать изделие, тобою созданное — доступные расстояния обычно ограничивалось десятками метров, которых было достаточно для поиска затерявшейся или сворованной вещицы. Да и то — закладки не ставились на продаваемые предметы вовсе. Но эти выстрелы Федор делал не для чужих, а также осознавал весь ужас от того, что они попадут в чужие руки. Поэтому, кроме возможности следить за ними с более чем достаточного расстояния, он всегда мог сделать так, что вся губительная сила, привнесенная в снаряды по его инициативе, не сработает.

И Федор сделал это.

Где-то совсем рядом небо пролилось на землю огнем, безжалостным и испепеляющим — но в нем не было искры его таланта. Иначе "виртуоз" к его приезду с гарантией был бы мертв — больше пяти килограммов "особых" самоцветов вместе с полугодовой работой не оставили бы шанса никому, кроме владельцев защитных артефактов, вышедших из под руки самого Федора. Слишком огромная сила, за просто астрономическую сумму, если взяться считать — оттого невозможная под этим солнцем до сегодняшнего дня. Сила, которая была осознанно отключена — с полным осознанием всех последствий.

Максим учил его, что планировать и действовать проще всего против сильных и уверенных — эти не подведут, двигаясь ровно по тем маршрутам и прописанным схемам, которых от них ждут. Сильный и не знающий поражений ударит ровно так, как делал до этого раньше. Властный — задавит властью и влиянием. Высокопоставленный — самонадеянно наплюет на закон в своих интересах. Куда сложнее с неуверенными и слабыми — эти станут просчитывать каждый шаг, бояться и перепроверять вводные данные, да и после этого останутся в сомнениях. Максим объяснял, что обычно неуверенность и слабость князьям заменяют аналитики — но если вышибить из под князя ровную поверхность, то он не станет спрашивать у аналитиков, как ему падать. Тем более не станет отчитываться перед ними, как и кого собрался за свое падение немедленно наказать. В этот момент князь и попадает в тщательно подготовленный лабиринт со всего одним выходом — каким бы путем он не решился по нему идти, исход будет одним и тем же.

Но сейчас его брат сам действовал именно так — прямолинейно и грубо реагируя на внешний раздражитель. Потому что за немедленным и гибельным ударом была огромная, затяжная война — обезглавленный клан не оставит в покое убийцу своего главы, жаждая смыть кровью факт смерти от рук простолюдина. Не будет Черниговским места на земле и чести, пока на одной с ними планете дышит воздухом тот, кто будет им упреком до белых седин.