Савитри. Легенда и символ - Шри Ауробиндо

собственной природы, даже для Богов обязательного.

Двое, лицом к лицу стоя, с друг другом соперничали.

Его существо, как огромный форт тьмы, возвышалось;

Вокруг него ее свет рос, океана осада.

Пока Тень выдерживала, не повинуясь небу открыто:

Уязвляемый спереди, сверху теснимый,

Конкретная масса сознательной силы, он терпел

Ее желания божественного тиранию.

Пресс невыносимой силы

Навалился на его несклоненную голову и упрямую грудь;

Свет, как горящий язык, лизал его мысли,

Свет был в его сердце сверкающей пыткой,

Свет, великолепная агония, преследовал сквозь его нервы;

Его тьма бормотала, в ее погибая сиянии.

Ее повелевающее Слово приказывало каждому члену

И не оставило места для его воли огромной,

Что, казалось, выталкиваемая в некое пространство беспомощное,

Не могла снова войти, его пустым оставляя.

Он воззвал к Ночи, но она отступила, содрогаясь, назад,

Он воззвал к Аду, но угрюмо тот удалился:

За поддержкой к Несознанию он повернулся,

Из которого он был рожден, к своей широкой, поддерживающей самости;

Оно назад его отвело к пустоте безграничной,

Словно собою он сам себя поглощал:

Он воззвал к своей силе, но она его зов отвергла.

Свет съедал его тело, пожирал его дух.

Неизбежное он узнал, наконец, поражение

И, разрушаясь, оставил, форму, которую нес он,

Оставив надежду сделать душу человека своею добычею,

Заставить бессмертный дух быть смертным.

Далеко он бежал, избегая ее ужасных касаний,

И убежище нашел в отступающей Ночи.

В грезящих сумерках того символичного мира

Скрылась ужасная вселенская Тень,

Исчезая в Пустоте, из которой она вышла.

Словно лишенное своей изначальной причины

Ушло царство сумерек, из душ их стираясь,

И Сатьяван и Савитри остались одни.

Но не шевелились они: между фигурами их поднималась

Незримая, полупрозрачная, немая стена.

В долгой пустой паузе ничто не могло двигаться:

Все ожидало неизвестную непостижимую Волю.

Конец четвертой песни

Конец десятой книги

Книга 11. Книга вечно длящегося Дня

Песнь первая

Вечный День: выбор души

И высшее осуществление

Изумительное солнце вниз с небес экстаза смотрело

На миры блаженства бессмертного, дом совершенства,

Магические просторы развертывающиеся улыбки Вечного,

Пленяющие его тайные пульсы восторга.

Бога вечно длящийся день ее окружал,

Показались владения вечного света,

Наполнявшего всю Природу Абсолютного радостью.

Ее тело дрожало в касании вечности,

К источникам бесконечности ее душа близко стояла.

Она жила в конечных передних фронтах бесконечности, новых

Извечно для вечного зрения.

Вечность множила свой обширный взгляд на себя,

Переводя свою нескончаемую радость и мощь

В восторг, который души, играя со Временем, могли разделить

В грандиозности, всегда новорожденные из неизвестных глубин,

В силы, что прыгали с неизвестных высот, бессмертные,

В страстные удары сердца неумирающей любви,

В сцены сладости, что никогда не могут поблекнуть.

Бессмертная для восхищенного сердца и глаз,

В ясных сводах покоя прозрачного,

Из безбрежных грез безоблачных небес Чуда скользила

Вниз пучина сапфира; солнечный свет глаза навещал,

Которые переносили без боли луч абсолютный

И видели бессмертные прозрачности формы.

Туман и сумерки были из того воздуха изгнаны,

Ночь была невозможна в таких небесах лучезарных.

Прочные в груди необъятности

Были видны духовные шири, высоко рожденные

Из спокойной красоты созидательной радости;

Воплощенные мысли к сладостным просторам приковывали,

Чтобы радовать некую беззаботность мира божественного,

Они отвечали глубокому требованию бесконечного смысла

И его нужде в формах, чтобы его трепет приютить бестелесный.

Марш сил вселенских во Времени,

Гармоничный порядок обширностей самости

В цикличной симметрии и планах ритмичных

Нес шумное веселье восторга космического,

Бесконечные фигуры духа в вещах,

Спланированных художником, что пригрезил миры;

Всей красоты здесь, всего чуда,

Всего запутанного разнообразия Времени

Вечность субстанцией была и источником;

Не из пластичного тумана Материи сделанные,

Они предлагали намек их глубин

И великий ряд их сил раскрывали.

Возникшие под тройным мистическим небом

Семь бессмертных земель были зримы величественные:

Дома благословенных, освобожденных от смерти и сна,

Куда горе никогда прийти не может, никакое страдание,

Долетевшее из миров, себя потерявших и ищущих,

Не могло нарушить Небесной природы тишину неизменную

И могучую позу спокойствия вечного,

Положение экстаза незыблемого.

Лежали равнины, что казались широкого сна Бога просторами,

Крылья мысли поднимались к огромному покою небес,

Затерянному в голубых глубинах бессмертия.

Измененная земная природа ощущала дыхание мира.

Воздух казался океаном блаженства

Или ложем неведомого духовного отдыха,

Безбрежным спокойствием, поглощавшем все звуки

В безмолвие полного счастья;

Даже Материя несла духовное касание близкое,

Все трепетало с имманентностью одного божества.

Нижняя из этих земель была все же небом,

Переводящим на великолепие божественных вещей

Яркость и красоту земных сцен.

Вечные горы, гребень над мерцающим гребнем,

Чьи линии, словно выгравированные на сапфирной плите

И обрамленные каймой блестящего небесного полдня,

Взбирались, как ступени храмовые, и с их вершин

Уходящей в бескрайнюю высь медитации слышалось снизу

Приближение голубого паломнического множества,

Доносился великий нарастающий голос

Далеко путешествующего гимна вечных морей.

Поющие толпы по горным склонам скользили

Мимо ароматных ветвей во вздохах цветов,

Спеша через сладости прыжками пирующими;

Журчащие реки блаженства

Рябились божественно, медовоголосые желания,

Кружа их сестер, водовороты восторга,

Затем ширясь в шаге журчащего тихо раздумья,

Вниз по многобликим устьям мечты

Вступали шепча в озера жидкого мира.

Удерживаясь на грани экстаза бесчувственного

И храня вечное равновесие мысли,

Сидели изваянные души, грезящие реками звука,

В неизменных позах мраморной неги.

Вокруг нее жили дети дня Бога

В невыразимом блаженстве,

В счастье, никогда не утрачиваемом, в безмятежном покое бессмертия,

Довольной вечности блаженное множество.

Вокруг народы бессмертные говорили и двигались,

Души светлой, божественной радости,

Лица красоты совершенной, члены отлитого в форму Луча;

В городах, вырезанных, как геммы, из камня сознательного,

На чудесных пастбищах и на побережьях сверкающих

Яркие фигуры были видны, племена светлые вечности.

Над ней задающие ритм божества сферы вращали,

Вознесенные мобильные фиксированности, здесь слепо разыскиваемые

Наших звезд блуждающими орбитами огромными.

Экстатичные голоса ударяли по струнам слуха,

Каждое движение находило музыку целиком своей собственной;

С неувядающих веток песни птиц трепетали,

Их оперений цвета были выхвачены

Из радуги крыльев фантазии.

Бессмертный аромат наполнял бриз дрожащий.

В рощах, что казались недрами движущимися, колышущимися глубинами,

Неувядающей весны миллионы детей

Цвели, чистые бесчисленные звезды восторга раскрашенного,

Укрытые в убежище своих изумрудных небес:

Феерические цветочные массы глядели глазами смеющимися.

Радужное море, танцующий хаос

Увековечивал под вечно бодрствующим взором Небес

Толпящееся лепестковое зарево удивительных красок,

Что плывут под занавешенными веками грезы.

Бессмертные гармонии ее слух наполняли;

Великое спонтанное произношение высот

На титанических крыльях ритмичного величия несомое,

Из какого-то глубокого духовного