Тьма сгущается - Гарри Тертлдав

– Помойся вначале, сынок. Ужин скоро будет готов.

– Я плесну кипяточку, – промолвила Конберга, орудуя ковшиком. И, глядя, как Леофсиг, нагнувшись над тазом, смывает с себя грязь и пот, добавила: – По-моему, перед тем как сесть за стол, тебе надо бы переодеться.

Это у нее тоже вышло по-матерински: она полагала, что без подсказки у брата не хватит соображения сменить одежду.

– Налей-ка мне вина вначале, – попросил Леофсиг.

Конберга налила немного вина. Юноша поднял стакан, словно собирался произнести тост, но ничего не сказал и молча выпил. Сестра и мать улыбнулись; они поняли, за что он выпил.

Натянув чистый суконный кафтан и панталоны, он перебежал через внутренний дворник в столовую – та располагалась по правую руку от прихожей, напротив кухни. Как и следовало ожидать, отец и дядя уже сидели за столом. Дядя Хенгист читал газету вслух:

– «Ни на одном из фронтов ункерлантские войска не достигли значительных успехов»… Ну и что ты на это скажешь, Хестан?

Отец Леофсига пожал плечами.

– Ункерлантцы уже отбили немалую часть захваченных земель, – промолвил он спокойно; звуки собственного голоса не завораживали его, как это случалось с Хенгистом.

– Но и альгарвейцы не ударились в бегство, как ты предсказывал пару недель тому назад, – возразил Хенгист.

– Я не предсказывал. Я надеялся, – ответил Хестан с педантизмом опытного счетовода. – Но надежды мои не оправдались. Ты прав. – Он кивнул сыну: – Здравствуй, сынок. Как работалось?

– Устал, – коротко отозвался Леофсиг. Это был ответ неизменный и всегда правдивый. Юноша чуть заметно поднял бровь, глядя на отца. Хестан так же незаметно кивнул. Значит, и он знает про Эалстана. Но в присутствии дяди Хенгиста вести об этом речь было небезопасно. После того, что случилось с Сидроком, тот мог бы выдать Эалстана альгарвейцам. А мог и не выдать, но проверять это никто не собирался.

– Если хочешь, поработай лучше на меня, – предложил Хестан. – Числа неподатливы, как булыжники, но укладывать их ровненько не так утомительно.

– И больше заработаешь, – добавил дядя Хенгист: у него все сводилось к деньгам.

– Мне кажется, это небезопасно, – ответил Леофсиг. – На дорожников в бригаде никто не обращает внимания. А вот парня, который ведет твои счета, приметят обязательно – присмотрятся хотя бы ради того, чтобы выяснить, знает ли он свое дело. А если знает, так еще и соседям похвастаются. И очень скоро слух дойдет, куда не следовало бы.

– Пожалуй, это мудрое решение, – отозвался отец. – Но когда я вижу, в каком состоянии ты по вечерам приходишь домой, мне хочется всю эту мудрость в окошко вышвырнуть.

– Справляюсь, – коротко отозвался Леофсиг.

Хестан поморщился, но кивнул.

Вошла Конберга, расставила глиняные миски и резные костяные ложки.

– Ужин сейчас будет, – объявила она.

– Пахнет вкусно, – заметил Леофсиг, и в желудке у него заурчало.

Съеденный за обедом в полдень ломоть хлеба с оливковым маслом отошел в область преданий. Сейчас юноше показались бы вкусными даже объедки.

– Все как обычно: овсянка, чечевица, репа, капуста, – ответила Конберга. – Мама покрошила в похлебку немного копченой колбасы, но совсем чуть-чуть: больше для запаха, чем для вкуса. Вот она и пахнет.

Эльфрида притащила котелок и разлила похлебку по мискам.

– А где Сидрок? – спросила она, усаживаясь.

Дядя Хенгист громко позвал сына. Но прошло несколько минут, прежде чем Сидрок спустился из своей комнаты. Он молча вошел, молча сел за стол и так же молча принялся уписывать похлебку.

Шириной плеч он не уступал двоюродному брату, хотя и не трудился на дорожных работах. И лицом они были похожи, только нос у Леофсига был острый, крючком, а у Сидрока – бульбой, как у матери, которая погибла, когда альгарвейское ядро разорвалось у них на крыше. С тех пор он и его отец жили с семьей Леофсига – не сказать, чтобы всегда мирно.

Прикончив первую миску, Сидрок столь же торопливо разделался с добавкой и только тогда открыл рот:

– Не… неплохо. – Он потер виски. – Башка болит…

Головными болями он страдал с тех пор, как ударился затылком во время драки с Эалстаном. Из-за чего они повздорили тогда, он так и не вспомнил, за что Леофсиг и все его семейство неустанно благодарили силы горние. Но исчезновение Эалстана наводило и Сидрока, и дядю Хенгиста на подозрения – самые мрачные подозрения. Леофсиг жалел, что брату пришлось бежать из дому, но кто мог знать, что очнувшийся Сидрок потеряет всякую память о случившемся? Кто мог знать, что Сидрок вообще очнется?

– Домашнее задание сделал? – поинтересовался Хенгист.

– Ага… сколько смог, – пробормотал Сидрок. Учился он посредственно с малых лет, и удар по голове не прибавил ему успехов. Он отхлебнул вина. – Может, я все-таки запишусь в бригаду Плегмунда. Там мне не придется маяться с неправильными глаголами и дурацкими стишками.

Все разом поморщились – даже дядя Хенгист. Альгарвейцы набирали фортвежцев в бригаду Плегмунда, чтобы отправить на ункерлантский фронт. Леофсиг воевал против альгарвейцев, но скорей спрыгнул бы с замковой башни, чем стал бы сражаться за них. Но Сидрок заводил речь о вступлении в бригаду и до того, как подрался с Эалстаном. «Может, ему надо еще разок по башке приложить? – подумал Леофсиг. – Покрепче».

Официально Хадджадж находился далеко на севере, в Бише. При необходимости любое число свидетелей могло клятвенно поручиться, что министр иностранных дел Зувейзы, как ему полагалось, занят работой в царском дворце. Но Хадджаджу очень не хотелось бы, чтобы хоть один из них дал подобную клятву. Это значило бы, что секретность нарушена и альгарвейцы что-то подозревают. Лучше, если никто не узнает, что министр приезжал в пограничный Джурдхан.

Хадджадж шел по главной улице никому неведомого городишки: одинокий чернокожий старик в соломенной шляпе и сандалиях среди множества чернокожих мужчин, женщин, детей, одетых – точней, раздетых – на тот же манер.

Нагота имела свои преимущества. Сняв браслеты ручные и ножные, цепочки и кольца, которым увешивался обычно, Хадджадж превращался в простого обывателя. Достичь того же эффекта с помощью невзрачного платья было бы сложнее. Когда министр вошел на главный – он же единственный – караван-сарай Джурдхана, никто даже не обернулся. Чего Хадджаджу и было надо.

Он поднялся по лестнице (караван-сарай был одним из немногих строений в городе, способных похвастаться вторым этажом) и прошел по коридору, чтобы свернуть в один из номеров. Там, как доложили ему, ждал человек, с которым министр собирался встретиться тайно. Хадджадж постучал – раз, два раза и еще раз. Миг спустя лязгнул засов, и дверь отворилась.

На пороге стоял невысокий, плечистый, смуглый – но вовсе не до черноты – мужчина в белом бумазейном камзоле.