Лощина Язычников. Книга Блэквелл - Николь Фиорина

прищурив глаза. — Если Джулиан хочет меня видеть, ему придется либо вырваться из этой камеры, либо преследовать меня. И если он не выйдет, и ты случайно увидишь его, скажи ему, что я сказала, что он всего лишь мудак-примудак.

Я опустила взгляд.

— Тебе придется говорить «мудак» дважды, потому что он очень слаб.

Джон подождал довольно долго, и, не двигаясь с моей стороны, он тяжело вздохнул, хлопнул ладонями по бедрам и встал. Мой взгляд вернулся к тому же месту на деревянной стене. Мой пульс, казалось, тоже пришел в норму, как будто теперь, когда Джон ушел, Джулиана в камере не было. Он всего лишь прятался где-то в тени, куда его загнал этот город, — возможно, убегал в лес.

На небольшом расстоянии я услышала шарканье половицы. Затем щелчок.

Затем послышались шаги. Пауза. И дверь открылась. Затем закрылась.

Шли минуты, и ветер завывал сквозь треснувшую створку окна над кроватью, где мы спали менее суток назад, пробиваясь в хижину, в мое сердце. Тихий крик угас и уплыл сливаясь с наступающей ночью. Крик, который был не моим. Я шмыгнула носом, перекатываясь на спину, затем на бок, чтобы повернуться лицом к звуку. Простыни Джулиана были все еще растрепаны, как мы их и оставили. Петля окна застонала, когда створка слегка качнулась.

Крик продолжился, и я поднялась на ноги и пошла с осторожностью. Это был Самайн, единственный раз за весь год, когда завеса была самой тонкой. Мои колени коснулись края матраса, и я переползла через кровать, выглядывая в окно, ожидая увидеть нечто большее, чем деревья в лесу. Но там ничего не было, и порыв ветра прошелся по их ветвям, согнув кончики. Я вцепилась в ручку окна, чувствуя неземной холод, заключенный в этом месте. Я отдернула руку, мои нервы были на пределе.

И плач раздался снова. Ниже.

Я опустила взгляд и увидела белый, как кость, комочек меха.

— Каспер, — прошептала я. — Где ты был?

Каспер снова закричал, и частичка жизни вспыхнула во мне.

— Подожди, я иду!

Я встала с кровати, схватилась за дверную раму и бросилась в коридор к задней двери. По пути я остановилась, уставившись на открытую книгу, которую Джулиан оставил мне. Я наклонилась и подобрала ее, прежде чем выскользнуть на холод за домом.

Один зеленый глаз и один голубой глаз смотрели на меня с земли под окном Джулиана. На мгновение мы встретились взглядами, а затем Каспер начал кружить по хижине. На мне все еще была футболка Джулиана и пара его клетчатых пижамных штанов, когда мои босые ноги быстро двигались по лесу, пачкая стопы. Каспер отправился на юг. Я была в добрых четырёх метрах позади него и слышала, как усиливающийся ветер свистит в ветвях деревьев, когда мы проносились через лес.

Становилось все холоднее и холоднее, а мои глаза не отрывались от мучнисто-белой фигуры, перепрыгивающей через корни и рытвины в земле. Я позвала Каспера, но он не замедлился. Он был на задании. Возможно, пытается мне что-то сказать, привести меня куда-то.

Только через некоторое время мне пришло в голову, что мы направляемся в сторону похоронного бюро. Вдалеке мерцание пламени факелов и свечей окутывало кладбище, горожане, одетые во все белое, купались в мягком желтом лунном свете. Деревья вокруг меня редели, пока навесы не превратились в бархатистую темноту ночи. Сегодня вечером все звезды упали с неба и танцевали над кладбищем. Они были здесь, чтобы отпраздновать жизнь близких, застрявших на другой стороне, возможно, даже смогут навестить их в эту ночь. Простая красота зажгла огонь в моей груди, и я замедлилась до половины бега трусцой, наполовину ходьбы.

Каспер мяукнул передо мной, направляя меня к углу рядом со зданием, где было темно и пусто. Он покружил на месте, прежде чем сесть рядом с надгробием, одиноко сидящим перед буковым деревом. Его ветви нависали надо мной, и мой взгляд остановился на вырезанной на камне надписи:

ФРЕЙЯ ДЕЛИЯ ГРИМАЛЬДИ МОРГАН

«ОДИНОКАЯ ЛУНА»

10 ИЮЛЯ 1968 — 1 ИЮЛЯ 1996

ЛЮБИМАЯ МАТЬ, ЖЕНА, ДРУГ

и моя луна

«Моя луна» казалось вырезанной постфактум, и мои глаза затуманились, но я не могла сморгнуть слезы. Они застыли там, в моих глазах, размывая надгробие, искажая слова. Мне было холодно, но я не дрожала. Я слышала приглушенные голоса горожан вдалеке, но, казалось, ничего не улавливала. Мне казалось неправильным стоять здесь, у ее могилы. Она умерла, подарив мне жизнь, а я принес ей только смерть.

— Я так долго ждала встречи с тобой, Фэллон.

Голос был знакомым и похожим на песню на ветру. Я резко подняла голову от надгробия, и рядом с деревом стояла женщина с фотографии, которую я видела раньше. Ее волосы были вьющимися белыми прядями, а глаза походили на бледные сапфиры. Мне показалось, что я каким-то образом узнала ее лицо, и не по фотографии, а по зеркалу.

Небольшие различия. Мои волосы были прямыми, а ее волнистыми. Мой нос был меньше, острее. Те же губы. Но это было так, как будто я уже знала ее, мгновенное воспоминание было похоже на мечтательное времяпрепровождение. Я нервничала, но мои нервы успокоились, как будто вспомнили, где приклонить голову.

Моя мать была здесь, стояла передо мной. Мои глаза моргнули, и слезы были теплыми, когда они скатились по моим щекам.

— О, малышка, пожалуйста, не плачь.

Она сказала «малышка», и я покачала головой, а слезы катились градом, одна за другой. В течение двадцати четырех лет я страстно желала услышать голос моей матери, зовущий меня по любому имени. Я представляла себе, как это будет звучать. Если бы у меня была такая мать, которая повышала бы голос, когда злилась, пела мне перед сном, шептала сказки, как это делала Мариетта, в ее смехе звучала музыкальная мелодия. О, как я завидовала всем тем, у кого вообще была мама, которую я подслушивала, жалуясь на запреты, чрезмерную заботу, правила и комендантский час. Я стояла в стороне, желая поменяться с ней местами! Желая, чтобы кто-нибудь приютил меня, приютил, накричал на меня!

Я убила ее, а она называла меня малышкой.

Если бы я не застыла на месте, я боялась, что упаду. Но она держала подбородок высоко поднятым и выдерживала мой пристальный взгляд, хотя у нас обеих в глазах стояли слезы.

— Мне так жаль, — воскликнула я, когда она подошла ближе.

— Это не твоя вина, Фэллон. Ни в чем из этого нет твоей вины.

— Ты умерла из-за меня.

Она улыбнулась.

— Ты все неправильно поняла. Я