Муссолини и его время - Роман Сергеевич Меркулов

к будущему итальянской монархии. При этом самым удивительным образом заговорщики не оценили недвусмысленное требование полной капитуляции, выдвинутое западными лидерами в Касабланке, – эта и другие декларации союзников делали иллюзорными все надежды итальянцев оставить за собой хотя бы часть прежних колоний. В любом случае очевидный упадок немецкой мощи подталкивал военных заговорщиков к действиям. Медлить было уже нельзя, полагали они: Италию все равно оккупируют – если не союзники, то немцы.

Другую группу противников дуче возглавил Дино Гранди, граф Мордано, поставивший перед собой те же цели, что и военные, но намеревающийся добиться их выполнения иным путем. Граф потерял должность министра юстиции во время кадровой перестановки в начале года, но свое место в Большом совете сохранил, а также продолжил занимать почетный, но декоративный пост президента Палаты фасций и корпораций. Несомненно, Муссолини совершил большую ошибку, позволив Гранди остаться на политическом Олимпе.

Графа поддерживали высокопоставленные фашисты и те правительственные чиновники, которые считали себя ответственными в первую очередь перед Италией, а не перед режимом. Эта группа была немногочисленной, но представляла собой немалую опасность ввиду высокого положения, занимаемого ее участниками. План Гранди был очень прост – он собирался спровоцировать партийный кризис, подняв против дуче созданные фашистами органы власти, в первую очередь Большой совет и, возможно, Палату фасций и корпораций. Долгое время обе эти структуры не обладали действительной властью, но теперь Гранди надеялся воспользоваться ими в качестве трибуны для открытой атаки на Муссолини и режим. Несмотря на то, что двадцатью годами ранее Гранди стал одним из первых фашистских депутатов итальянского парламента и участвовал в организации «похода на Рим», теперь он не видел будущего для «Национальной фашистской партии». Она должна была покинуть политическую сцену вместе с Муссолини. Кроме того, граф Мордано был убежден в необходимости объявить немцам войну сразу после смещения дуче – только в этом случае страна получит возможность избежать жестокого требования безоговорочной капитуляции, выдвинутого в Касабланке.

Третью группу противников дуче представляли партийные руководители из числа наиболее радикально и германофильски настроенных фашистов. Возглавляемые новым генеральным секретарем Скорца и убежденным германофилом Фариначчи, они готовы были согласиться с тем, чтобы Муссолини продолжал оставаться во главе партии и правительства, но уже чисто номинально, не мешая «тотальным усилиям нации». Скорца надеялся передать управление страной партии и покончить с остатками сохранявшегося с 1922 года политического дуализма. После того как монархия будет лишена политического значения или даже вовсе упразднена, фашистские функционеры должны будут взять в свои руки контроль и над чиновничьей бюрократией, и над экономикой, и над ведением войны. Фариначчи, обоснованно не веривший в лояльность военной элиты, требовал, чтобы руководство вооруженными силами страны возглавили немецкие генералы.

Явившись 16 июля на аудиенцию к Муссолини, Фариначчи в присутствии нескольких видных фашистов, в привычной для него грубоватой манере, потребовал созвать Большой совет, который не собирался с начала войны. Дуче неприятно удивила эта инициатива, но он достаточно легко согласился провести заседание, не слишком опасаясь фрондерства своих соратников. Он хотел предоставить им возможность выговориться на совете, а потом – как и всегда – оставить за собой последнее слово.

Между тем Гитлер, встревоженный как признаками полного развала итальянских вооруженных сил, так и непрестанно поступающей информацией о затевающемся в Италии перевороте, внезапно попросил Муссолини о новой встрече. Она состоялась 19 июля 1943 года на вилле в небольшом городке Фельтре, в провинции Венето. Тринадцатая по счету встреча диктаторов проходила неподалеку от тех мест, где девятью годами ранее дуче впервые лично познакомился с Гитлером, но несмотря на это и на другие благоприятные приметы (в Италии чертова дюжина считается счастливым числом), визит фюрера ничем не облегчил того трудного положения, в котором оказался Муссолини.

Гитлеру нечем было утешить дуче. Начавшееся на Восточном фронте наступление Красной армии означало, что немцы вряд ли смогут в ближайшее время оказать столь необходимую Италии военную поддержку, а без нее дуче уже не надеялся удержать Сицилию. Потеря острова означала, что следующей целью англо-американцев станет материковая часть страны.

Муссолини знал, что воздушные налеты превратили в развалины многие города на юге Италии, не сомневался он теперь и в подлинном отношении нации к происходящему. События на Сицилии наглядно продемонстрировали, что все упования на то, что война на собственной земле заставит солдат упорно сражаться, а весь народ – сплотиться вокруг режима, не оправдались. Когда генерал Амброзио в очередной раз сослался на повсеместное недовольство войной, у дуче случилась настоящая истерика. Дрожащим от гнева голосом Муссолини попросил своего начальника штаба не говорить ему банальностей – никому еще не удавалось сделать тяготы военного времени популярными у народа, это очевидно. Но, продолжал Муссолини, как же найти выход из сложившейся ситуации? Если Италия разорвет свой союз с немцами, это будет означать капитуляцию перед западными союзниками и потерю всего достигнутого за десятки лет. На это он, дуче, никогда не пойдет. Надо продолжать сражаться – если не за победу, то за почетный мир.

Эмоциональность Муссолини можно понять. Разговор с начальником генерального штаба состоялся после того, как его встречу с Гитлером прервало срочное известие из итальянской столицы: впервые с начала войны союзники подвергли массированной бомбардировке Рим. Это шокировало всех итальянцев, не говоря уже о жителях Вечного города – настолько все были убеждены, что враги не покусятся на одну из сокровищниц европейской цивилизации и резиденцию Папы Римского. Воздушный удар и в самом деле задумывался как демонстративная мера, самолеты союзников не бомбили центральные кварталы, но это все же не избавило город от множества разрушений и человеческих жертв.

Муссолини был буквально раздавлен обрушившимся на него несчастьем, но Гитлер, прилетевший в Италию, чтобы ободрить своего друга и союзника, не проявил ни сочувствия, ни даже дара убеждения, которым фюрер так мастерски владел. Вместо слов поддержки дуче вынужден был выслушивать упреки в низком боевом духе итальянских войск, отказавшихся защищать Сицилию, и поразившем Италию духе пораженчества, затронувшем даже партию. В то время как рейх полностью перешел на рельсы тотальной войны, мобилизовав все силы нации, в Италии ведут себя так, будто никакой войны вообще нет, продолжал перечислять упущения фашистов Гитлер. Охватившее дуче из-за известий о воздушном налете на Рим смятение ничуть не смутило нацистского диктатора, и после небольшого перерыва «разнос» продолжился.

Снова напомнив о том, что именно из-за греческой авантюры немцы были вынуждены вмешаться в события на Балканах и отложить вторжение в СССР, из-за чего, по мнению фюрера, в 1941 году не удалось одержать успех на Востоке, Гитлер призвал Муссолини твердо верить в