Семейка Лампри. Танцующий лакей - Найо Марш

— Чертовски болит, — пожаловался он и с готовностью показал руку, выглядевшую и в самом деле довольно скверно.

Аллейн посоветовал сделать профессиональную перевязку, на что Николас тут же заявил, что Харт может убираться к черту — руку он ему не покажет.

— Мадам Лисс смотрела, как вы шли по коридору?

Выяснилось, что, оглянувшись, он увидел ее на пороге комнаты. Не обернись он тогда, может, и заметил бы на двери Будду, хотя вряд ли.

— Когда вы вышли из своей комнаты, то прошли к ней сразу и были вместе все время?

— Да, все время. — Николас выглядел смущенным. — Мы разговаривали. Она позвала меня, чтобы предупредить. Ради Бога, Аллейн, я надеюсь, вы не будете зря трепать ее имя?

Аллейн вежливо сделал вид, что не заметил вопроса.

— Вы не слышали ничего подозрительного? Какой-нибудь шум в коридоре?

— Слышал. Я подумал, что кто-то стоит у двери. Еле слышный шум. Мы скорее почувствовали его. Не подумайте ничего дурного. Полагаю, что вы уже знаете, какую невыносимую жизнь он ей устроил. Она мне рассказывала. — Впервые в его поведении Аллейн заметил тень былой развязности. Пригладив волосы с самодовольным видом, он заявил: — Я не собирался позволять этому типу командовать мной.

— И что вы сделали, когда услышали шум?

Николас опять начал запинаться, и Аллейну с трудом удалось узнать, что, пока леди выходила в коридор, ее кавалер скрывался за ширмой.

— Значит, строго говоря, вы не все время были вместе?

— Фактически, все. Ее не было буквально минуту. А слышали мы, конечно, как Харт тащил проклятую статую. Полагаю, когда Элиза выглянула, он был уже в моей комнате. Она тоже подтвердит, что это заняло не больше минуты.

Аллейн не стал говорить, что мадам Лисс даже и не упомянула об этом эпизоде.

2

Прежде чем отпустить Николаса, Аллейн задал ему тот же вопрос, что и Харту: он просил описать курительную. Николасу эта просьба показалась мучительной и, видимо, подозрительной. Сначала ему никак не удавалось сосредоточиться.

— Не знаю я, что там стоит. Противно вспоминать. Обычная комната. Вы ведь ее видели. Зачем мне все перечислять? — Но Аллейн настаивал, и Николас быстро и отрывисто начал: — Приемник. Эти отвратительные ножи. Их семь. И эта штука, которой… — он облизал губы, — висела слева. Я, помню, смотрел на нее, когда мы разговаривали. Какие-то цветы в горшках, по-моему. И такой ящик со стеклом. В нем всякие безделушки: медали, миниатюры и прочее. Фотографии и гравюры — все о спорте. Горка с фарфором и всякими спортивными трофеями. Маленький книжный шкаф. Кожаные кресла, столик с сигарами и сигаретами. Кажется, все. Господи, когда я думаю об этой комнате, я вижу только одно. И видеть это буду до конца своих дней.

— Я получил от вас очень ценные сведения, — сказал ему Аллейн. — Вы ведь сообщили, что, когда покидали курительную, топорик еще висел на месте на стене.

Николас непонимающе посмотрел на него.

— А я и не подумал об этом. Да, кажется, он был там.

— Вы совершенно уверены? Николас прикрыл рукой глаза:

— Уверен ли? Раньше я думал, что да. А теперь, когда вы меня спросили, я не знаю. Утром мы сидели там. О чем это мы говорили? А, да. О купании Мандрэга. Да, это было утром. Но я не помню, смотрел я на стену или нет.

— Теперь вот еще что, — сказал Аллейн. — Должен вам сообщить, мистер Ройял отдал мне письмо, найденное в комнате вашей матери.

— Но это ужасно! Письмо только для меня. Оно ничем вам не поможет. Ничем! Неужели вам надо во все влезать? Говорю вам, оно ничего вам не даст!

— Если это так, — проговорил Аллейн, — то дальше следствия оно не пойдет. Но поймите, что я просто буду вынужден прочитать его.

Губы Николаса побледнели.

— Вы можете его неправильно понять. Мне не надо было давать им письмо. Мне надо было его сжечь.

— Ну, это уже была бы очень серьезная ошибка. — Аллейн вытащил из кармана письмо и положил его на стол.

— Но, ради всего святого, не забывайте, что она писала письмо, думая обо мне и понимая, как мне будет ее не хватать. Она винила себя в том, что оставляет меня одного. Ради всего святого, помните это!

— Я не забуду, — сказал Аллейн. Он отложил письмо в сторону вместе с другими бумагами и объявил Николасу, что тот свободен. Но теперь Николас не торопился уйти. Он расхаживал по библиотеке, бросая понурые взгляды на инспектора. Аллейн писал, гадая про себя, чего он все-таки ждет. Он чувствовал, что Комплайн не сводит с него глаз, но продолжал спокойно заниматься своим делом. Наконец он оторвался от бумаг.

— Вы хотели что-то сказать, мистер Комплайн?

— О нет, ничего. Просто так, некуда идти. Не могу больше слоняться по дому. Мне это действует на нервы. А еще этот чертов дождь. Я… я хотел спросить вас, где он?

— Доктор Харт?

— Да.

— В настоящий момент он под замком, по его собственной просьбе.

— Это хорошо. А то Мандрэг и Херси, кажется, свихнулись по его поводу. И только потому, что он ухаживал за моей матерью. Господи! Она была в его власти! Во власти Харта! Человека, который когда-то изуродовал ее и только что убил сына. Хорошенькое дельце, нечего сказать! Откуда я знаю, что он с ней там делал?

— Насколько я могу судить со слов леди Херси, действия доктора Харта соответствовали тому, что прописал врач, с которым я говорил по телефону. Уверяю, не стоит себя изводить, думая, что ее могло что-нибудь спасти.

— А почему Мандрэг так долго не возвращался? Ведь лекарство требовалось срочно. Какого черта он там прохлаждался? Почти четыре часа, чтобы проехать шесть миль! У меня умирает мать, а они не могли ничего лучше придумать, чем послать этого проклятого писаку, этого калеку с двойным именем!

— Двойным именем? — удивился Аллейн.

— Да. Разве Джонатан не сказал вам? Этот мистер Обри Мандрэг на самом деле зауряднейший Глупинг. Джонатан подговорил меня пошутить по поводу его имени, так с тех пор Мандрэг меня просто не может терпеть.

Открылась дверь, и заглянул Обри Мандрэг.

— Извините, — сказал он. — Я думал, что вы один.

— Мы уже закончили, — ответил Аллейн. — Благодарю вас, мистер Комплайн. Входите, мистер Мандрэг.

3

— Я зашел сказать, — проговорил Мандрэг, — что леди Херси освободилась. Она просила вам это сообщить, если вы хотите ее видеть.

— Да, через пару минут. Я только хотел привести в порядок свои записи. Вы, наверное, не умеете стенографировать?

— Боже упаси! — томно ответил Мандрэг. — Что за оскорбительное предположение.

— А я всегда жалел, что не умею. Ну ладно, не важно. Я еще раз просмотрел ваши заметки. Они мне очень помогли. Но вы их не подписали. Так что, если не возражаете, придется подписать.