Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики - Адам Туз

Немцы не просто бросили в атаку все свои танки и самолеты. В строжайшем соответствии с принципом «шверпункта» (узловой точки) они сделали это на чрезвычайно узком участке фронта. В секторе, отведенном группе армий «А», основная часть танков была сведена в одно гигантское формирование – танковую группу Клейста, включавшую 1222 танка, 545 полугусеничных машин и 39373 грузовых и легковых автомобилей, а также многочисленные вспомогательные саперные и противовоздушные подразделения[1157]. Если бы вся эта масса техники была развернута на одной дороге, начиная от границы с Люксембургом, то ее хвост достиг бы Кенигсберга, расположенного 1540 километрами восточнее. В реальности картина вышла лишь чуть немногим менее причудливей. В первые дни кампании танковая группа Клейста пробивалась к верховьям Мааса всего по четырем узким дорогам. Каждая из четырех колонн, приближавшихся к ключевым речным переправам, растянулась почти на 400 километров. И им приходилось прорываться вперед в условиях крайне жесткого лимита времени. Авангард должен был выйти к Маасу, сохранив достаточно сил для того, чтобы взять мосты, к вечеру 13 мая. В противном случае союзникам хватило бы времени на то, чтобы прореагировать на этот удар и восстановить свое общее преимущество. Эта чрезвычайная концентрация сил была сопряжена с крайним риском. Если бы бомбардировщики союзников преодолели заслон из немецких истребителей над Арденнами, они бы почти наверняка уничтожили медленно продвигавшиеся колонны. Никогда прежде такое огромное количество техники не было сосредоточено в столь малом сегменте европейской дорожной сети, и возможные заторы беспокоили немцев намного сильнее, чем якобы непреодолимая местность в Арденнах. И и, и 12 мая 1940 г. наступление танковой группы Клейста грозило превратиться в самую огромную пробку в мире. Катастрофу удалось предотвратить лишь путем энергичного управления движением, осуществлявшегося штабными офицерами, которые сновали взад и вперед на мотоциклах и летали над колоннами на легких самолетах. Кроме того, успех наступления всецело зависел от тщательно просчитанного плана снабжения. Все немецкие запасы бензина, которых в мае 1940 г. хватало не более чем на пять месяцев моторизованной войны, были выделены на то, чтобы наступление проходило как можно более гладко. Крайне огнеопасные топливозаправщики шли вперемежку с боевыми машинами в передних рядах германских бронированных колонн. На всем пути продвижения были заранее спланированы заправочные пункты, где экипажи танков могли брать канистры с бензином и оставлять взамен пустые емкости. Экипажи дозаправляли машины в дороге при каждой остановке движения. Помимо этого, заботиться приходилось не только о технике. Согласно плану немецким танковым колоннам следовало непрерывно двигаться в течение трех дней и трех ночей. Для того чтобы водители могли обойтись без сна, интенданты передовых частей запаслись десятками тысяч доз первитина – под таким названием тогда выпускался метамфетамин, в 1940-е гг. более известный в обиходе как «танковый шоколад» («Panzerschokolade»)[1158].

Наступление группы армий «А» представляло собой чрезвычайно смелый маневр, остающийся образцом даже для высокотехнологичных военных операций XXI века. Но впечатление современности и мобильности, сопутствовавшее всей этой операции, было в известной степени иллюзорным. Бензин и метамфетамин достались лишь дюжине дивизий первого эшелона. Подавляющее большинство немецких солдат, вторгшихся во Францию, Бельгию и Нидерланды, шли пешком, а припасы доставлялись им от железнодорожных станций в стиле XIX века – на подводах. Несмотря на большую продуманность системы снабжения и поразительные темпы передвижения немецкой пехоты, успех был бы невозможен, если бы не особенности конкретного театра военных действий. Побережье Ла-Манша служило для вермахта естественным препятствием, чтобы прижать к нему противника, и от этого препятствия до германской границы было всего несколько сотен километров. На такой дистанции хорошо организованная система моторизованного снабжения не теряла своей эффективности, а различие в темпах наступления между танковыми частями и остальной немецкой армией было не слишком чрезмерным. Кроме того, на руку немцам играла густая сеть хороших дорог и обширные ресурсы западноевропейской деревни, позволявшие войскам изыскивать пропитание на марше. В Польше в сентябре 1939 г. вермахт с трудом поддерживал изначальный импульс моторизованных войск, столкнувшихся с намного более серьезными препятствиями. И этой ситуации предстояло повториться в будущем.

Таким образом, успех нападения на Францию в мае 1940 г. становится затруднительно объяснить с точки зрения одной лишь «грубой силы». Но воображать, что результат никак не зависит от соотношения материальных сил, означает идти на поводу у волюнтаризма. Вермахт не опровергнул элементарные принципы войны. Победа в мае 1940 г. не была таинственным событием, объяснимым лишь ссылкой на сверхъестественные способности немецкой армии и нежелание французов воевать. Шансы немцев на победу были не слишком высоки. Но они были и не настолько низкими, чтобы их нельзя было повысить путем тщательного планирования и маневрирования. Внимательный анализ механики блицкрига выявляет не только поразительную степень концентрации сил, но и колоссальный риск, на который Гитлер и руководство вермахта пошли 10 мая. Именно потому, что план Манштейна предусматривал столь высокую концентрацию сил, он был «одноразовым»[1159]. Если бы немецкое наступление потерпело неудачу – а у него имелось для этого много возможностей, – то вермахт как наступательная сила перестал бы существовать. Рискованная ставка Гитлера окупилась. Но вопреки видимости, немцы вовсе не открыли надежный способ совершать военные чудеса. Поразительный успех, достигнутый в мае 1940 г. – поражение крупной европейской державы всего за несколько недель – никому не удалось бы повторить. По сути, если мы оценим чрезвычайную рискованность плана Манштейна, то нападение на Францию обнаружит больше сходства с другой рискованной игрой вермахта – нападением на Советский Союз в июне 1941 г. – чем обычно считается. В обоих случаях вермахт не имел в резерве серьезных сил. В обеих кампаниях немцы сделали ставку на достижение решающего успеха в первой же фазе наступления. Что-либо иное означало катастрофу. Совершенно разные результаты, полученные в обоих случаях, вполне объяснимы с точки зрения традиционной военной логики. В борьбе с противником, имеющим намного более серьезное материальное превосходство, более умелое командование и больше пространства для маневра, выполнить принципиальное наполеоновское требование военного успеха – наличие решающего превосходства в ключевой точке – становится намного более сложно, если не вовсе невозможно. В этой ситуации уже мало одного лишь вдохновенного полководческого искусства.

II

Однако летом 1940 г., в отличие от периода после победы над Польшей, вермахт не обнаруживал большой склонности к критическому анализу прошедшей кампании. Поражение Франции принципиально изменило соотношение сил в Западной Европе[1160]. Франция, которая очень долго была важнейшим национальным государством в материковой Европе, разом оказалась низведена до статуса второстепенной державы. Нидерланды и Бельгия – небольшие европейские страны, но крупные колониальные державы – были оккупированы Германией. Британцев выгнали с материка. Оккупированные и нейтральные страны по всей Европе начали притягиваться к новому центру силы. По крайней мере ненадолго во всей Европе – от Северного моря до Черного моря, от Балтики до Гибралтарского пролива— утвердилась бесспорная гегемония Германии.