Ужас Данвича - Говард Филлипс Лавкрафт

Взяв с собой странную статуэтку со спицами, Джилмен отправился вниз, к Илвуду; ему пришлось собрать все свои силы чтобы не обращать внимания на доносившееся с первого этажа завывание заклинателя духов. Слава богу, Илвуд оказался дома, впрочем, он был, кажется, занят. Илвуду действительно нужно было скоро идти завтракать, а затем отправляться на занятия; Джилмену пришлось поспешить, чтобы успеть выложить все, что касалось сновидений и страхов последнего времени. Илвуд выслушал его с сочувствием, согласившись, что необходимо что-то предпринять. Его поразило изможденное и исхудавшее лицо раннего гостя, кроме того, он обратил внимание на неестественный загар Джилмена, замеченный за последнюю неделю и многими другими. Однако он признался, что вряд ли сможет вот так, с ходу дать какой-нибудь конкретный совет. Ему не случалось видеть, чтобы Джилмен ходил по дому во сне, и разумеется, мало что известно о возможных причинах столь необычных сновидений. Хотя… Как-то вечером он случайно услышал разговор Мазуревича с молодым франко-канадцем, который живет как раз под Джилменом: они делились страхами по поводу приближения Вальпургиевой ночи, что наступает уже через несколько дней; оба выражали глубокое сожаление по поводу печальной судьбы юного джентльмена, снявшего комнату в мансарде. Дерошер, ну, тот самый франко-канадец, рассказывал, что по ночам он слышит с мансарды шаги босых и обутых ног, а однажды, уже поздней ночью, с трепетом подкравшись к двери верхней комнаты и заглянув в замочную скважину, он увидел у Джилмена фиолетовый свет. Свет, пояснил Дерошер, пробивался сквозь щели, так что выполнить свой план до конца он не решился. В комнате раздавались какие-то голоса – вот последнее, что удалось расслышать Илвуду до того, как Мазуревич и Дерошер окончательно перешли на таинственный шепот. Илвуд не очень хорошо понимал, что, собственно, заставило суеверную парочку пуститься в такого рода сплетни; вероятно, их воображение подстегивало, с одной стороны, то, что Джилмен допоздна не ложится спать и страдает лунатизмом, а с другой – приближение кануна первого мая, дня, которому укоренившиеся в народе предрассудки приписывают особое сверхъестественное значение. Нет сомнений, что Джилмен разговаривает во сне: именно благодаря этому Дерошер, подслушивавший у двери, узнал о фиолетовом свете, который Джилмен так часто видит во сне. Таковы уж эти люди: стоит им услышать что-нибудь о каком-либо необычном явлении, как они начинают воображать, что сами были ему свидетелями. Что касается плана действий на ближайшее время, то прежде всего Джилмену следует перебраться к Илвуду, чтобы впредь не оставаться по ночам одному. Илвуд, если только, конечно, сам не заснет, станет будить Джилмена, как только он заговорит или начнет подниматься с постели во сне. Затем срочно нужно повидать врача. Кроме того, надо будет показать этот странный предмет в здешних музеях и кое-кому из преподавателей – может быть, удастся выяснить, что представляет собой эта необычная вещь, солгав на всякий случай, будто она найдена в мусорном ящике. Ну и Домбровскому придется, наконец, потравить крыс в доме.

Заботливо опекаемый Илвудом, Джилмен посетил в тот день все занятия. Все еще чувствовалось странное притяжение неизвестных небесных тел, но теперь ему вполне удавалось справиться с ним. В перерывах между лекциями Джилмен показал принесенный с собою загадочной предмет со спицами нескольким профессорам; все они проявили самый искренний интерес, но никто не смог прояснить природу или происхождение этой необычайной вещи. Следующую ночь Джилмен провел на кушетке, которую Илвуд велел поставить у себя в комнате; впервые за несколько недель у него не было никаких тревожных сновидений. И все же юношу не покидало ощущение, что болезнь отступила лишь на время; его по-прежнему ужасно раздражало беспрестанное нытье заклинателя духов. Еще несколько дней Джилмен наслаждался почти полным отсутствием всяких проявлений своего заболевания. По свидетельству Илвуда, он совершенно не разговаривал во сне и не пытался встать с постели; тем временем хозяин старательно посыпал все углы дома отравой для крыс. Беспокоила только постоянная болтовня суеверных иностранцев, чье воображение разыгралось до чрезвычайности. Мазуревич долго навязывал Джилмену и наконец всучил-таки крестик, освященный почтенным патером Иваницким. Дерошеру тоже было чем поделиться: оказывается, он готов был поклясться, что в первые две ночи после переезда Джилмена к Илвуду в опустевшей комнате наверху все же раздавались чьи-то осторожные шаги. Павел Чонский утверждал, что слышал как-то ночью неопределенные звуки в зале и на лестнице, а мадам Домбровская давала голову на отсечение, что недавно, впервые после Дня Всех Святых, снова видела Бурого Дженкина. В наивных россказнях было, конечно, мало смысла; врученное ему дешевое распятие Джилмен повесил на ручку гардероба, стоявшего в изголовье кушетки. За три дня Джилмен и Илвуд обошли все городские музеи, пытаясь узнать хоть что-нибудь о загадочном предмете со спицами, но поиски не дали никакого результата. Везде, однако, странная фигурка вызывала неподдельный интерес: ее необычайный внешний вид не мог не возбудить любознательности ученых. От статуэтки отломили одну из треугольных ножек-лучей и подвергли ее химическому анализу. Профессор Эллери установил, что в необычном сплаве содержатся платина, железо, теллур и еще по меньшей мере три неизвестных вещества с огромным атомным весом, идентифицировать которые современная наука совершенно не в состоянии. Они не просто отличаются от всех известных элементов, но и вообще не укладываются в периодическую таблицу – даже в имеющиеся в ней пустые клетки. Тайна эта остается неразгаданной до сего дня, а сам необычный предмет до сих пор находится в экспозиции музея Мискатоникского университета…

Утром 27 апреля в стене комнаты, давшей Джилмену временный приют, появилась свежая крысиная дыра; впрочем, Домбровский тут же забил ее куском жести. Яд, как видно, давал небольшой эффект: мерзкие твари скреблись и пищали за стенами с неослабевающей силой.

Вечером Илвуд где-то задержался, и Джилмен стал дожидаться его, не ложась спать. Он не хотел засыпать в пустой комнате, тем более что чуть раньше, в сумерках, он опять видел отвратительную старуху, чей образ стал частью его страшных снов. Что это все-таки была за старуха и что за животное гремело какой-то жестянкой на куче мусора у входа в захламленный дворик? Старая карга, похоже, заметила юношу и даже бросила на него злобный взгляд исподлобья – или это ему только показалось?

К вечеру следующего дня оба молодых человека очень устали и почувствовали, что с наступлением ночи заснут крепким, глубоким сном. Они коротали вечер, вяло обсуждая положение своих дел с математикой, изучение которой так сильно завладело Джилменом, быть может, ко вреду для него самого; рассуждали и о том, насколько реальной может быть связь этой дисциплины с магией и волшебными сказками древности, связь, казавшаяся столь туманной и в то же время не лишенной вероятности. Они говорили о старой Кеции Мейсон, и Илвуд согласился, что у Джилмена имелись вполне достаточные с научной точки зрения основания строить определенные догадки относительно тех неизвестных до сих пор, но очень важных сведений, на которые могла натолкнуться старуха совершенно случайно еще в XVII столетии. Сокровенные культы, к которым принадлежат колдуньи, нередко сохраняют, передавая из поколения в поколение, удивительные тайны, принадлежавшие далеким, давно забытым эпохам. Поэтому ни в коем случае нельзя исключать возможность того, что Кеция действительно владела искусством преодолевать границы измерений. Недаром в преданиях всегда подчеркивается, что для ведьм не существует телесных преград. А кто может сказать, какие явления лежат в основе сказок о том, как по ночам ведьмы летают на помеле?