Крах всего святого - Илья В. Попов

Но сейчас… Роланд до хруста сжал кулаки и произнес:

– Я верну его. Клянусь.

– Нет.

– Но…

– Я сказала – нет, – Арлет резко повернулась, и хоть глаза ее все еще были мокрыми, а нос покраснел и опух, но вот взгляд снова стал тверд, словно необработанный изумруд. – Ты добрый человек, Роланд, – услышав ее слова, он ненароком задумался, много ли в них правды, – и славный воин. Но даже ты не сумеешь перебить целое войско. А дать тебе даже небольшой отряд я не могу. В скором времени каждый меч станет на вес золота…

– Я поеду один. В одиночку я легко смогу опередить Бруно, который наверняка захочет взять с собой столько солдат, сколько сумеет собрать, так что заметно задержится – все же, Алый Оплот это не какой-нибудь дозорный пост, дабы взять его с наскока. Местность ту я знаю как свою руку – если выдвинусь немедля, то, быть может, я успею предупредить Мечей о грозящей опасности еще до того, как Герен увидит стены крепости.

На мгновение в глазах Арлет промелькнуло не то сомнение, не то надежда, но скорее всего – и то и то одновременно. Еще какое-то время она провела в мучительных раздумьях, покусывая нижнюю губу, но потом лишь выдохнула:

– Хорошо. Но я прошу… нет, я приказываю тебе, как моему верному – не рискуй понапрасну и если все же Бруно поспеет быстрее, то, не мешкая, возвращайся назад. Помнится, Амадиу и Маркел как-то хвастали, – произнеся их имена, Арлет на миг запнулась, – что при желании Оплот может выдержать осаду чуть ли не в три года. Думаю, в случае чего мы успеем собрать войска и двинуться им на помощь. Если, конечно, я сумею уговорить Алана рискнуть.

– Проще научить Дидьена играть на лире, – решился пошутить Роланд и на душе его потеплело, когда Арлет ответила слабой улыбкой.

Арлет вновь коснулась его руки – и еще долгое время они стояли друг напротив друга, связав взгляды; думается, со стороны это выглядело уже неприличным, но Роланду было плевать, да и герцогине, думается, тоже. Но вот, наконец, Роланд повернулся и направился в сторону конюшни; спустя время он уже легкой рысью вел лошадь в сторону Алого Оплота – и хоть он ни разу не оглянулся, но был уверен, что Она будет смотреть ему вслед до тех пор, пока он не скроется за горизонтом.

***

Зайдя в лабораторию, насквозь пропитавшуюся едкими химическими парами, дымом и запахом серы, Абдумаш запер дверь, еле-еле попав трясущимися руками ключом в замочную скважину. Чувствовал он себя точно ребенок, готовившийся открыть подарок или молодожен, в первый раз, всходящий на брачное ложе – но в сто крат лучше. О, Аль-Хайи не терпелось начать и у него просто голова шла кругом от того, какие знания ему откроются, какие силы окажутся в его руках, какие горизонты он сможет обогнуть… Но торопиться не стоит. Даже простецкий алхимический опыт можно легко испортить одним неверным движением, что уж говорить про то, чем он собирался заняться этой ночью. Медленно подойдя к зеркалу, Абдумаш протянул ладонь и провел ею по гладкой поверхности – нежно и бережно, словно гладил кожу любимой женщины.

– Эти невежды и не догадывались, что попало им в руки, – прошептал он, точно разговаривая с ним. – Все они мыслят не более муравья, для которого весь мир протянулся до ближайшего дерева, но теперь…

От дальнего угла раздался тихий стон и Аль-Хайи бросил недовольный взгляд на раздетого до одних брэ худого мужчину, покрытого струпьями и язвами, что растянулся на столе, за кисти и щиколотки привязанный к нему толстыми ремнями – видимо, стоило добавить еще пару капель Божьих Слез в его вино, но не страшно. Это был один из тех бродяг, на коих Аль-Хайи наткнулся в Мьезе – думается, они изрядно обрадовались увидав в родном проулке иноземного купца, а то и посла; правда, когда их главарь упал на землю с собственным ножом в легком, хрипя и захлебываясь кровью, незадачливые бандиты изрядно поубавили пыл и сразу же потеряли интерес к карманам арраканца. Несколько из них дала деру, но вот оставшимся, к их нескрываемому удивлению, Абдумаш сделал неожиданное предложение – и что уж говорить, с какой готовностью они дали согласие.

Такие люди – без гроша и без гордости, отвергнутые обществом, презираемые всеми вокруг и самими собой, опустившиеся парии, которые давно потеряли надежду хоть как-то изменить свою жизнь, представляли собой один из наиболее удобных и приятных материалов, с коим ему доводилось работать. Податливее глины и послушнее собаки, оборванцы с готовностью последовали за ним, а точнее сказать за тем, что он им пообещал – власть, богатство, женщин – и помогли отвлечь Мечей, украсть зеркало, и расправиться с надоедливым старикашкой; а после сопроводили Аль-Хайи в столицу вместе с бесценным грузом.

Он вдруг с небольшой тоской вспомнил своего последнего слугу – юного алхимика, с которым он познакомился в одном из Вольных Городов, когда пытался найти того, кто помог бы ему расшифровать кое-какой манускрипт. После ночного разговора юнец тут же бросил учебу у престарелого аптекаря и последовал за Абдумашем; и не ради наживы или славы, а искренне веря в те идеи, которые Аль-Хайи с легкостью вложил в его голову. Паренек утверждал, что готов отдать жизнь на этом нелегком пути, и желание его сбылось – во время исследования руин одного древнего храма они весьма не вовремя наткнулись на химеру, облюбовавшую развалины под свое логово. Крик прислужника, коего тварь начала рвать на части, спас Аль-Хайи жизнь – и хоть с тех пор прошло уже немало лет, ни один из спутников не задерживался с ним большее, чем на пару месяцев. И нет, не то, чтобы Абдумаш испытывал к погибшему какие-то светлые чувства, хоть тот и был услужлив и покладист, но все же приятно иметь под рукой единомышленника, а не простого наемника.

Все прочие, коих Аль-Хайи осторожно пытался посвятить в свои планы – естественно не сразу, поначалу он притворялся простым ученым или исследователем – либо смеялись над ним, называя сумасшедшим, либо напротив, пугались до смерти и спешно покидали его компанию, или же «исчезали», коли пытались рассказать кому-нибудь о его намерениях.

Взор арраканца вновь перешел на зеркало, а мысли полностью сосредоточились на куда более важные вещи, чем ностальгия об ушедших днях. Что ж, думается, можно и начинать. Времени у него до рассвета – а потом нужно урвать немного сна и продолжить работать над формулой горючего порошка; король все еще ждет свое оружие, а Аль-Хайи пока что не с руки портить с ним отношение, да и ему самому было весьма любопытно закончить эту работу.

Но сначала нужно кое-что проверить. Подойдя к столу, Аль-Хайи аккуратно положил на него книгу и начал не спеша листать страницы, параллельно просматривая собственные записи, куда скрупулезно вносил все, что мог перевести или хотя бы попытаться расшифровать опытным путем. Через время он поднял глаза к потолку и принялся сгибать пальцы, вычисляя нужный месяц. Если он нигде не ошибся, времени ему хватит с лихвой. Те глупцы пытались изобразить ритуал – настолько, насколько им позволяли их крохотные умишки – но с тем же успехом кузнец мог пританцовывать вокруг куска стали и молота, ожидая, когда та сама собой превратится в меч.

Несколько человеческих жертв, пускай и принесенных рукой проходимцев, может быть достаточно для того, чтобы почувствовать Его силу, уловить отголосок мысли Его спящего разума, но не более. Гибель великого магистра совсем другое дело – и дело тут не в смерти одного человека, пускай и весьма незаурядного, а в том, с какой ненавистью она происходила и сколько гнева принесла в итоге; и думается, он воздел еще только вершки урожая. Аль-Хайи буквально чувствовал, как гнев, страх и злоба витают в воздухе вместе с дымом – пускай эти чувства и эфемерная, но все же весьма плотная и невероятно сильная субстанция. Однако для того, чтобы окончательно разорвать завесу, этого, безусловно, мало.