Хатшепсут. Дочь Солнца - Элоиза Джарвис Мак-Гроу

— Тьесу... — прозвучало в дверях спальни.

Оба оглянулись. К Тоту медленно приближался Амену.

— Тьесу, там, на балконе, стоит один человек, который должен поговорить с вами.

— Один человек! — с досадой повторил Тот. — Вы оба играете со мной как конка с мышкой! Там Сехети, так почему не сказать об этом сразу?

Амену замешкался, но Рехми-ра внезапно шагнул к другу и пристально посмотрел ему в лицо.

— Потому что это не Сехети! Верно? Говори, кого ты привёл сюда?

Амену протиснулся мимо и быстро сказал Тоту:

— Тьесу, это не Сехети. Но я умоляю принять его и выслушать то, что он скажет... У него есть для вас новости. Он был в Тару.

— Тару! Тогда, ради Амона, зови его сейчас же! Почему ты... — Тот быстро шагнул к спальне й поднял глаза. В дверях стоял Тиах.

Мгновение Тот боролся с искушением повернуться спиной и приказать Тиаху, да и Амену больше никогда не показываться ему на глаза. Несмотря на то что несколько минут назад он сам напоминал Рехми-ра о необходимости сохранять хладнокровие, при виде Тиаха ему сразу вспомнилась молчаливая толпа в Большом зале, Хатшепсут, нагло сидящая на его троне, выстроившиеся за ней изменники, которых он считал своими товарищами, и среди них это любимое лицо, напоминающее вырезанную из дерева маску и бесстрастно глядящее поверх его головы. Правда, сейчас оно смотрело не туда. Тиах нагнул голову, нахмурил брови и уставился в пол.

— Так я и думал! — выпалил Рехми-ра. — Я догадывался!

Тот жестом заставил его замолчать. Он сделал несколько шагов навстречу Тиаху, заметил грязное и изорванное шенти, мозолистые ноги, когда-то сильное, а теперь измождённое тело и на мгновение сжался от боли. Картина Большого зала бесследно исчезла; он видел только старого друга, попавшего в беду, с которой не справился бы ни один человек на свете. Мгновение он стоял, пытаясь совладать с голосом, и наконец промолвил:

— Итак, Тиах?

Казалось, тело Тиаха поникло; он упал на колени и протянул руки.

— Тьесу... да живёт вечно Ваше Величество!

— Ты всё ещё называешь меня этими именами? Я давно не твой командир и не твой царь.

— Я всё ещё называю вас этими именами.

— Встань, — велел Тот. Тиах послушался и медленно, неохотно поднял голову. Тоту стало ясно, почему его голос звучал так странно: лицо Тиаха пылало, рот крепко сжался; он силой заставлял себя смотреть Тоту в глаза. Этот человек сгорал со стыда. Встреча с царём, которого он предал, была для Тиаха пыткой.

— Зачем ты пришёл? — спросил его Тот.

— Служить вам.

— Ты уже сделал это, если был в Тару.

Тиах метнул взгляд на Амену, а затем понурился.

— Мы с Сехети вернулись оттуда ещё несколько месяцев назад, но не обнаружили ничего такого, что было бы неизвестно Вашему Величеству.

— Зови меня Тьесу, как прежде, — лаконично сказал Тот. Он перехватил взгляд Амену и понял его. — Ты говорил с Амену ещё тогда? Почему же не пришёл ко мне?

Тиах снова заставил себя поднять взгляд и решительно посмотрел в глаза Тоту.

— Потому что эти новости ничего не стоили, как сказал вам его превосходительство Амену. Неужели вы думаете, что после всего случившегося я пришёл бы к вам с пустыми руками?

— А теперь ты пришёл с другими новостями?

— Да. — Казалось, в лицо Тиаха начала возвращаться жизнь. — Тьесу, вы помните человека по имени Уах, великого семера? Когда вы впервые надели корону, он был управителем арсенала.

Тот нерешительно покачал головой, но туг ожил Рехми-ра, который до того молча сверкал глазами в углу.

— Уах? Я помню его. Его знал мой отец. Но он много лет не был в Фивах. Он правитель Нехеба.

— Именно так, господин, — сказал Тиах. — Он правитель Нехеба. Кроме того, он старый противник царицы и едва ли может вдруг стать её сторонником. Его предки тысячу лет были прекрасными воинами, настоящими хозяевами земли, которую называют Воротами к Девяти Излучинам, и могучими владыками, которые становились перед фараоном на колени, лишь если сами того хотели. Тьесу, я только что вернулся из Нехеба. Вы знаете, как я получил аудиенцию у Уаха? Я послал ему это.

Тиах сунул руку в пояс и вынул оттуда маленького глиняного скарабея, на котором были выгравированы царские титулы Мен-хепер-Ра Тутмоса Третьего. Тот узнал в нём одного из тысячи, изготовленной в честь его коронации.

— Посмотрите на меня! — сказал Тиах. — Босяк, ничтожество, у которого не осталось ни шлема, ни лука, чтобы напомнить о том, кем я был. Но ваше имя тут же открыло мне доступ к нему. Да, и он принял меня наедине! Мы говорили целый час. — Глаза Тиаха засветились, его изогнутый рот растянулся в знакомой улыбке. — Тьесу, он сказал, что я могу готовить для вас армию. Там, в Нехебе.

— У меня нет армии! — с гулко колотящимся сердцем ответил Тот.

— Зато есть золото. Если вы дадите мне всего лишь несколько дебенов, чтобы оплатить их еду и дорогу на юг, я соберу всех оборванцев вроде меня, которые были вашей армией, и переправлю их в Нехеб. Бедняги потеряли в весе, но не забыли своё ремесло, Тьесу. Уах подкормит их, построит казармы рядом со своими собственными...

— А как быть с оружием? — вставил Амену. — Тут несколькими дебенами не обойтись! Уах сможет вооружить их?

— Я сам вооружу их! — сказал Тот.

— Тьесу, для этого понадобится уйма денег...

— Неважно. Как-нибудь наскребу. О боги, на это уйдут месяцы, а то и годы, но...

Внезапно Рехми-ра сделал шаг вперёд, снял с себя четыре золотых браслета, два кольца, толстое золотое ожерелье и бросил их на пол, к ногам Тота.

— Это для начала, — коротко сказал он.

Амену посмотрел на друга, и у него затрепетали ноздри. Он шагнул к Тоту и сделал то же самое. Тот добавил туда же собственные украшения, пошёл в спальню и вернулся с двумя фиатами мирры, серебряным зеркалом и шкатулкой с браслетами и ожерельями, которые сверкающей струёй полились к остальным. Когда звон золота о золото прекратился, все четверо безмолвно уставились на лежавшую перед ними блестящую кучку, видя, как золото плавится и из расплава вылетают щиты и луки, мечи, колесницы и лошади...

Конечно, они не собрали и сотой доли нужной суммы — но это было начало.

Следующий год, пятнадцатый (по счету Хатшепсут) год царствования прекрасного бога Ма-ке-Ра, был не слишком удачным для её почитателей, тысячами проживавших вдоль длинной зелёной ленты Нила. Предыдущий урожай выдался неважным, и многие крестьяне, ткачи и изготовители сандалий затянули пояса, поскольку налоги остались прежними. Но в этом году разлив был просто никудышным. От дельты до порогов тревожные глаза следили за тем, как вода лениво поднялась, дошла до середины полей и неумолимо отступила; тревожные руки день и ночь трудились у скрипучих водяных колёс, пытаясь покрыть недостачу. Когда наконец прошла жатва и зерно отвезли в хранилища, стало ясно, что притворяться нечего: страна обречена на голод. Такого неурожая не было много лет.