Написано кровью моего сердца. Книга 1. Перипетии судьбы - Диана Гэблдон

– Scheisse[88], – выругался Уильям и раздраженно сел. В трех футах от него беспокойно пошевелился во сне и пустил ветры Эванс – звук напомнил приглушенную пушечную канонаду. С другой стороны храпел Мерблинг.

Наступает новый день. Вчерашний был трудным, Уильям лег поздно, вставать придется уже почти через час, а ему все не спится. Привыкшие к темноте глаза различали светлую ткань палатки над головой. Ему уже не уснуть. Даже если он не увидит сражения – а это так и есть, – близость битвы так взбудоражила его, что Уильям был готов прямо сейчас выскочить из постели и понестись на врага с мечом в руке.

Сражение состоится. Быть может, не слишком крупное, но повстанцы уже наступают им на пятки, и завтра – точнее, уже сегодня – две армии встретятся, что поставит крест на амбициях Вашингтона, хотя сэр Генри твердо верит, что не это его цель. Он собирается довести армию и беженцев до Нью-Йорка в целости и сохранности, лишь это для него важно, хотя сэр Генри вряд ли станет возражать, если его офицеры продемонстрируют свое превосходство на поле боя.

За ужином Уильям стоял по стойке «смирно» за стулом сэра Генри, прямо у стенки палатки, и внимательно прислушивался к обсуждаемым планам. Ему выпала честь отвезти официальные письменные приказы фон Книпхаузену – его войска пойдут в Миддлтаун, пока отряды Клинтона выстроятся в арьергарде, чтобы отвлечь повстанцев, а солдаты милорда Корнуоллиса доведут обоз до безопасного места. Поэтому Уильям и припозднился со сном.

Он вдруг зевнул, к собственному удивлению, моргнул и откинулся на подушку. Может, он все-таки заснет. Мысли не о предстоящей битве, а об ужине, приказах и таких приземленных вещах, как ночная рубашка Книпхаузена – из розового шелка с вышитыми у горловины пурпурными фиалками, – подействовали на удивление успокаивающе. Отвлечься, вот что ему нужно.

Пожалуй, стоит попробовать… Уильям поерзал, устраиваясь удобней, закрыл глаза и принялся мысленно извлекать квадратные корни из чисел больше сотни.

Он добрался до квадратного корня числа сто семнадцать и сонно искал произведение чисел двенадцать и шесть, как вдруг ощутил влажной кожей движение воздуха. Он со вздохом открыл глаза, решив, что это Мерблинг встал, чтобы сходить в отхожее место, но Мерблинг тут был ни при чем. У входа в палатку кто-то стоял. Полог был отдернут, и фигура неизвестного четко просматривалась на фоне лагерных костров. Девушка.

Уильям тут же сел, нащупывая рукой рубашку, которую вчера бросил в изножье кровати.

– Какого черта ты тут делаешь? – прошептал он как можно тише.

Поколебавшись, она направилась прямо к Уильяму. Ее руки легли ему на плечи, длинные волосы скользнули по лицу. Уильям невольно обнял ее. Джейн была в одной сорочке, и теплая грудь, не стиснутая корсетом, вздымалась лишь в нескольких дюймах от его лица.

Отпрянув, Джейн плавно стянула сорочку, тряхнула волосами и оседлала его бедра.

– Слезь! – он схватил ее за руки и оттолкнул. Мерблинг перестал храпеть; зашуршала простыня Эванса.

Уильям встал, подхватил ее сорочку и свою рубаху и как можно тише повел Джейн прочь из палатки.

– Ты что творишь, черт бы тебя побрал? На, одевайся! – Он швырнул в нее сорочкой и торопливо надел рубаху.

Пусть их сейчас никто не видит, но мало ли что…

Ее голова проклюнулась из шейного выреза сорочки, словно цветок из сугроба. И цветок этот был очень зол.

– И что же я, по-твоему, делала? – Джейн распустила волосы по сорочке и яростно ими встряхнула. – Я просто хотела сделать для тебя доброе дело!

– Что?

– Ты ведь завтра будешь сражаться? – Даже в тусклом свете было видно, как сверкают ее глаза. – Солдаты всегда хотят трахаться перед боем. Им это нужно.

Уильям потер лицо, поскреб отросшую щетину.

– Понятно. Да уж, ты очень добра ко мне. – Ему вдруг захотелось рассмеяться. А еще – довольно внезапно – воспользоваться ее предложением. Но не настолько, чтобы принять его, когда, с одной стороны, к ним будет прислушиваться Мерблинг, а с другой – Эванс.

– Я не буду завтра сражаться, – сказал он и удивился – произнесенное вслух, это внезапно причинило боль.

– Не будешь? Но почему? – с толикой неодобрения в голосе спросила Джейн.

– Долгая история, – ответил он, пытаясь быть терпеливым. – И вообще, это не твое дело. Послушай, я ценю твое предложение, но, как я уже говорил, ты больше не шлюха, по крайней мере, пока ты здесь. И ты не моя личная шлюха. – И хотя перед его мысленным взором стояли видения того, что могло случиться, заберись она под покрывало к нему раньше, чем он проснулся, Уильям все же решительно развернул ее к себе спиной и сказал: – Возвращайся в свою постель. – Не удержавшись, он напоследок хлопнул ее по хорошенькой заднице.

– Трус! – выпалила Джейн, посмотрев на него через плечо. – Мужчина, который не трахается, и сражаться не будет.

– Что? – На миг ему показалось, что он ослышался.

– Ты слышал, что я сказала. Гребаной спокойной ночи!

Он в два шага нагнал ее, схватил за плечо и развернул к себе.

– И кто же, позволь спросить, преподал тебе эту мудрость? Твой добрый друг капитан Харкнесс? – раздраженно, пусть и без злости, спросил он – потрясение от ее внезапного появления еще не прошло. – Для того я спас твою очаровательную задницу от изнасилования, чтобы ты теперь попрекала меня моей жизненной ситуацией?

Она опустила голову и тяжело вздохнула, но не оттого, что расстроилась.

– Что за ситуация?

– Черт побери, я же говорил тебе! Ты знаешь, что такое конвенционная армия?

– Нет.

– Так, ладно, это долгая история, и я не собираюсь рассказывать ее тебе, стоя в одной рубашке посреди лагеря. Иди отсюда и позаботься о своей сестре и парнях. В конце концов, это твоя работа. А я сам о себе позабочусь.

– Даже и не сомневаюсь, – шумно выдохнув, съязвила она и посмотрела на его член, который нелепо торчал под рубахой, выдавая его потребности.

– Scheisse, – снова выругался Уильям, дернул Джейн на себя, крепко обнял и поцеловал. Она пыталась высвободиться, однако не всерьез, а лишь желая распалить его. Он стиснул Джейн сильнее, пока она не перестала сопротивляться, и продолжил целовать ее.

Наконец Уильям отстранился. Он вспотел и тяжело дышал, а воздух казался вязким и тягучим, словно горячая смола. Джейн тоже тяжело дышала. Он мог взять ее. Хотел взять. Секундное дело – поставить Джейн на колени за шатром, задрать сорочку…

– Нет, – Уильям отер рот ладонью и повторил уже решительней: – Нет.

Он безумно хотел Джейн, и будь ему шестнадцать, давно бы кончил. Однако он уже не юнец, ему хватило самообладания снова развернуть ее и придержать за шею и зад, не давая повернуться.