Англия и Уэльс. Прогулки по Британии - Генри Воллам Мортон

Перед солдатом на каменной плите выбиты имена. Их около тридцати — Джонс, Эванс, Парри, Томас; они ушли из этого валлийского городка, чтобы никогда сюда не вернуться.

Валлийцы верны своей военной истории. По всему Уэльсу стоят каменные солдаты или просто маленькие кельтские кресты, посвященные памяти людей, погибших на войне. Уэльс не переставал сражаться. Впервые мы встречаем бриттов, когда они бросают вызов Цезарю у белых скал Дувра. Мы видим их в сражении с саксами. Позже видим, как они помогают саксам против норманнских баронов. Затем в течение нескольких столетий Уэльс сделался поставщиком рекрутов для войн с Францией. Валлийские стрелки — настоящие победители в сражениях при Креси и Азенкуре. Они научили нас правильно натягивать лук. «В каждой английской гражданской войне — от Генриха III до Карла I — легче было рекрутировать пехотинца среди бедняков Уэльса, чем среди степенных мирных англичан», — пишет профессор Дж. М. Тревельян.

Каменные воины Уэльса стоят в горах и долинах, где они играли детьми. Они соединяют Креси с Ипром, Азенкур — с Галлиполи.

«Воинственная и древняя страна…»[74]

6

Снова я направился в Долгелли, на этот раз по дороге от Кадер-Идриса до Махинлета. На этой дороге, между горами, есть тихое темное каровое озеро Тал-и-ллин. Ощущение такое, что именно из этого озера некогда поднялась белая рука, сжимающая Эскалибур.

В нескольких милях отсюда в сторону Аберистуита находится деревенька Талибонт. Перед водяной мельницей мне было не устоять. Она скрипела и стонала, как большое стадо свиней. Это была большая старая мельница, позеленевшая от водорослей. Река, что крутила ее жернова, бежала по чистым камням. О такой реке в плохой сезон мечтают рыбаки.

Никто никогда не покупал в Талибонте форель с рынка, ведь иногда на жернова мельницы вместе с водорослями попадал лосось фунтов на восемнадцать.

В этом месте я обнаружил самую идиллическую фабрику в Уэльсе. На твидовой фабрике работают десять человек, словно промышленная революция никогда и не начиналась. Форелевая река дает им электричество. Примерно сто лет назад кто-то купил машины, которые до сих пор работают!

— Фабрика начала работать в 1809 году, — сказали мне, — когда фермеры привезли шерсть. Жители стали из нее ткать полотно, одеяла. Надомное ремесло. Женщины сучили шерсть, мужчины вязали одежду. Затем промысел стал приносить прибыль, и скоро заработали четыре завода…

Слово «завод» в Талибонте означает грубый барак среди посаженных вокруг деревьев, цветы у самой двери и музыку форелевой реки, соревнующуюся с шумом ткацкого станка.

— Затем заводы расширились. На них стали изготавливать каски для шахт, твердые, как сталь, похожие на шлемы, однако производство умерло, когда шахты закрылись. После войны наступил кризис, и мы взялись за изготовление валлийского твида. Сейчас дела идут хорошо. У нас много заказчиков, мы посылаем полотно в Италию, Германию и другие зарубежные страны. Мистер Стенли Болдуин носит костюмы из валлийского твида. Возможно, мистер Ллойд Джордж ему порекомендовал, потому что мы посылаем в Криккиэт много твида…

Мне показали магазин. В прежние времена фермеры приносили шерсть на завод; сейчас завод посылает человека в горы, и тот забирает шерсть у фермеров.

В каждом настриге шесть сортов шерсти. Валлийский твид изготавливают только из шерсти первого и второго сорта. Поэтому он мягче, чем твид Харриса. В нем нет грубого волоса, который выпирает из харрисовского твида и плохо прокрашивается.

— Здесь делают все — от выбора шерсти до стирки готового полотна… Проходите, посмотрите первую операцию.

Два человека работали на гребнечесальной машине. Это очень старая машина, но она помнила, как следует чесать. На верхнем этаже мне открылось удивительное зрелище. Здесь я увидел примитивные крутильные и прядильные машины, работавшие более восьмидесяти лет! Я словно очутился на фабрике Аркрайта[75].

— Они всегда работают исправно, — сказали мне с гордостью.

Прядильная машина, занимающая всю длину этажа, была изготовлена Шофилдом, Кирдом и Маршаллом из Хаддерсфилда. Вероятно, вы видели подобные в музее.

У нее двенадцать шпулек, по двенадцать нитей на каждой. Они работают на 240 веретенах. Каретка движется на десяти металлических колесах. Эта старушка прядет не хуже любой современной машины в Ланкашире!

Машина начисто лишена темперамента. Она движется вперед и назад по железным рельсам, пусть неуклюже, зато эффективно. И выражение у нее такое отстраненное, словно она думает о старой подружке, «Прядущей Дженни»[76].

На другом «заводе» четыре ручных ткацких станка. Хороший рабочий может за неделю изготовить от 85 до 100 ярдов пряжи и заработать от 3 до 4 фунтов. При этом в Талибонте деньги тратить не на что. И это самый приятный цех, который вы можете себе представить. Вы сидите у станка, челнок квохчет, как курица, а вы тем временем через окно можете окликнуть мистера Уильямса, который только что выловил под мостом отличную форель.

Рисунки валлийского твида на удивление разнообразны. Ткачи производят пряжу всех модных стилей, а некоторые из них с гордостью называют своим ноу-хау.

Один дом, служащий в качестве демонстрационного зала, доверху заполнен зимней работой, потому что наезжают в Уэльс главным образом летом. В это время ткачи и получают прибыль.

— Вы намерены расширять производство или вам достаточно сегодняшнего дохода?

— Мы надеемся расшириться и обновить оборудование. Валлийский твид хорош сам по себе, и нам не важно, кто приедет на него смотреть. Мы хотим сшить костюм для гольфа принцу Уэльскому…

За разговором я заметил удочку на тюке твида.

Человек, который водил меня по цехам, бросил на нее такой тоскливый взгляд, что я инстинктивно посмотрел из окна на реку. Ему не терпелось пойти порыбачить, поэтому я быстро распрощался.

Очень скоро я был в Аберистуите.

7

Аберистуит ведет двойную жизнь. Это не просто морской город, изображения которого красуются в поездах. За его гостиницами и пансионами, красивыми горами, за пирсом и берегом из серо-голубой гальки скрывается нечто более важное, чем праздники. Аберистуит — самый старый университетский город Уэльса.

Каждый день на променад выплескиваются потоки студенток. Они идут парами, иногда по трое и по четверо, без шляп, в черных мантиях. Несут под мышкой книги и стрекочут без устали! Есть в этом хоре что-то, слегка напоминающее Гилберта и Салливана, когда видишь у моря студенток, шагающих по набережной мимо строгих викторианских пансионов.