Весна народов. Русские и украинцы между Булгаковым и Петлюрой - Сергей Беляков

Деятели Центральной рады тогда находились в легальной оппозиции гетману. У них даже была своя организация – Украинский национальный союз, ведь Украинская держава была столь либеральна, что дозволяла многопартийность. До ноября 1918-го эта оппозиция не руководила действиями повстанцев, хотя многие былые сторонники Центральной рады приняли деятельное участие в вооруженной борьбе. Так, Юрий (Юрко) Тютюнник как военный комиссар должен был заниматься разоружением вольного казачества. Он так его «разоружил», что 10 000 винтовок с патронами и две пушки оказались в распоряжении повстанцев[1266].

«Многочисленные документы свидетельствуют: трудно найти село или селение в 1918 г., из которого в различные правительственные инстанции Украинского Государства не поступило бы сообщение о нападениях крестьян на помещичьи имения, о пожарах и потравах в экономиях, о сопротивлении карателям, о том, что буквально каждый пуд хлеба давался “с боем”»[1267], – пишет академик Валерий Солдатенко.

Немцы и австрийцы всё чаще ощущали себя не на курорте, а в осажденной крепости. Потрясением для них стало убийство фельдмаршала Эйхгорна 30 июля 1918 года. Эйхгорн находился в прекрасных отношениях с гетманом. Они были друзьями, если к людям, занимающим столь высокие посты, вообще применимо понятие о дружбе. В Киеве ходил слух, будто Эйхгорн был женат на сестре Скоропадского, хотя до 1918-го немецкий военачальник и генерал-лейтенант русской армии знакомы еще не были. Пожалуй, фельдмаршал был настоящей опорой режима, которую решили уничтожить враги гетмана – в данном случае большевики.

Эйхгорн был так убежден в своей безопасности, что ходил по Киеву без охраны, лишь в сопровождении адъютанта. Его распорядок дня легко было вычислить даже самому неискушенному террористу. Каждый день в 12:00 он шел завтракать, час спустя возвращался обратно. И вот однажды, когда фельдмаршал возвращался после завтрака, его нагнал наемный экипаж с обычным киевским извозчиком. Из экипажа выпрыгнул человек и бросил в Эйхгорна бомбу. Фельдмаршал был смертельно ранен, адъютанту оторвало ногу.

Теракт произошел недалеко от резиденции гетмана. Скоропадский как раз гулял в саду с генералом Стеллецким. Они услышали взрыв и пару выстрелов. Оба (очевидно, с охраной) поспешили к месту взрыва. Эйхгорн был еще жив: «Все его лицо было поранено мелкими осколками бомбы, старик сильно страдал. Когда к нему приблизился Скоропадский и нагнулся, то Эйхгорн все-таки имел силу протянуть гетману руку и еле слышно произнести: “За что, ведь я никому вреда не сделал”»[1268]. Оккупанты нередко считают себя спасителями, искренне не понимая: за что же их не любят?

Убийцу схватили. Его звали Борис Донской, левый эсер, недавно приехавший в Киев из Москвы. В кармане у него нашли засушенный цветок и локон женских волос. Немцы, на время забыв, что представляют «цивилизованную» державу, пытали Донского, однако он никого не выдал. Только заявил, что исполнил приговор, вынесенный Эйхгорну ЦК партии левых эсеров. Не добившись ничего, немцы повесили террориста.

Смерть Эйхгорна была выгодна как украинским повстанцам, так и большевикам. Последние по меньшей мере не помешали Донскому уехать на Украину и привести в исполнение «приговор» эсеров.

На место Эйхгорна назначили нового командующего – графа Кирхнера, который, по словам генерала Стеллецкого, «представлял собой тип настоящего немецкого бюргера, любившего спокойную жизнь, хорошую кухню, а главное – сильно выпить»[1269].

Перепуганный гетман сделал заявление, что убийца не украинец и никакого отношения к Украинской державе не имеет. Накануне теракта гетман как раз собирался в поездку по стране, надеясь таким образом укрепить свою власть. Теперь поездка была сорвана. Вместо этого гетман отправился с визитом в дружественную Германию, чем окончательно погубил свою репутацию в глазах народа. Газеты обошел снимок: высокий бритоголовый гетман в черной черкеске почтительно стоит перед кайзером Вильгельмом II. Между тем и время для визита было выбрано неудачно, да и необходимость лебезить перед германцами скоро исчезла. Трагическая гибель германского фельдмаршала, как заметил Михаил Булгаков, породила «у умных людей замечательные мысли по поводу происходящего»[1270]. Оказалось, немецкая власть не так уж прочна и совсем не вечна.

Но и на Западном фронте произошли важные перемены. Отразив последний германский натиск, многочисленные и хорошо подготовленные армии французов, англичан и американцев перешли в генеральное наступление. Боевой дух немцев падал, дезертирство стало обычным явлением. Стало ясно, что их поражение – вопрос времени.

В сентябре 1918-го четыре союзнические армии (английская, французская и две сербские) при поддержке итальянских и греческих дивизий начали наступление на Балканах. После ожесточенных сражений сербы, греки, англичане и французы заставили капитулировать болгарскую армию, на тот момент – самого боеспособного союзника германцев. 29 сентября 1918-го Болгария вышла из войны, и союзные войска начали освобождение Сербии, приближаясь к границам Дунайской монархии. Принц-регент Александр, будущий сербский, а затем и югославский король, торжественно вступил в Белград. Командующий союзными войсками на Балканах генерал Франше д’Эспере уже планировал наступление на Вену.

В октябре 1918-го стало окончательно ясно, что война немцами проиграна, надеяться на них более нельзя. У Австро-Венгрии осталось на Украине только две дивизии, да и те не могли воевать: «Многие солдаты из них просто разбрелись»[1271].

Англичане и французы смотрели на гетмана как на германофила и шли на переговоры с его представителями неохотно.

В октябре 1918-го Скоропадский попытался пойти на союз с левыми украинскими националистами. К этому гетмана толкали немцы, с которыми он еще обязан был считаться. Лишь под влиянием немцев, которые уважали украинских левых националистов, гетман обновил состав Совета министров, заменив пять русских на пять украинцев. Так, пост министра исповеданий занял Александр Лотоцкий, горячий сторонник автокефалии Украинской православной церкви. И сразу же начался конфликт с митрополитом Антонием и архиепископом Евлогием, что стояли за «единую, неделимую Русскую Церковь»[1272].

Гетман согласился даже на сотрудничество с главной оппозиционной силой – Украинским национально-державным союзом, которым руководили украинский эсер Никита Шаповал и социал-демократ, почти большевик Владимир Винниченко.