Полный курс лекций по русской истории. Достопамятные события и лица от возникновения древних племен до великих реформ Александра II - Сергей Федорович Платонов

прозвищу Пустосвят, личность мелкая, самолюбивая и крайне непоследовательная. Рядом с этими вожаками раскола стоят: дьякон Федор, довольно образованный богословски человек сравнительно с прочими расколоучителями; далее, ученик Неронова Феоктист, московский игумен, тайно преданный расколу и не выступивший в роли учителя, как другие, но тем не менее много помогавший делу раскола. За этими лицами следует целый ряд других деятелей, менее заметных. Некоторые из них, действуя в 50-х и 60-х годах XVII столетия в Москве, пользовались большой поддержкой в обществе и даже в царском тереме находили сочувствующих себе лиц.

Сама царица Мария Ильинична (Милославская) сочувствовала некоторым из них, а ее родня, боярыня Феодосия Прокопьевна Морозова и княгиня Евдокия Прокопьевна Урусова, были прямыми раскольницами и пострадали за свою приверженность старой обрядности (подробную биографию Ф. П. Морозовой см. у Забелина в «Быте русских цариц» и в «Собрании сочинений» Тихонравова).

Поддерживаемые сочувствием в обществе и бездействием властей, которые сквозь пальцы смотрели на деятельность расколоучителей, противники церковной реформы за время от 1658 до 1666 г. действовали в Москве очень свободно и многим успели привить эти воззрения. Первоначальный кружок противников Никона в это время перешел в целую партию противников церковных новшеств; личные мотивы, много значившие в начале церковной распри, теперь исчезли и заменились чисто принципиальным протестом против изменений в обрядности, против новых ересей. Словом, начинался раскол в Русской церкви.

И не в одной Москве он проявлялся. Оппозиция церковным исправлениям была во всем государстве; она являлась, например, во Владимире, в Нижнем Новгороде, в Муроме; на Крайнем Севере, в Соловецком монастыре, еще с 1657 г. обнаруживается резкое движение против «новин» и переходит в открытый бунт, в известное соловецкое возмущение, подавленное только в 1676 г. Огромное нравственное влияние Соловков на севере Руси приводит к тому, что раскол распространяется по всему Северу. И нужно заметить, что в этом движении за церковную старину принимают участие не только образованные люди того времени (например, духовенство), но и народные массы. Писания расколоучителей расходятся быстро и читаются всеми. Исследователей удивляет изумительно быстрое распространение раскола; замечая, что он, с одной стороны, самостоятельно возникает сразу во многих местностях без влияния расколоучителей из Москвы, а с другой стороны, очень легко прививается их пропагандой, где бы она ни появилась, исследователи вместе с тем не могут удовлетворительно объяснить причин такого быстрого роста церковной оппозиции. Первоначальная история раскола и ход его распространения не настолько еще изучены, чтобы можно было в объяснении причин раскола идти далее предположений.

Однако в научных трудах по истории раскола вопрос о причинах появления раскола не раз обсуждался; существуют в объяснении этих причин две тенденции: одна понимает раскол как явление исключительно церковное; другая видит в расколе общественное движение не исключительно религиозного содержания, но вылившееся в форму церковного протеста (Щапов). Различая в этом деле вопрос о причинах возникновения раскола от вопроса о его быстром распространении, можно сказать, что протест, приведший к расколу, возник исключительно в сфере церковной по причине особенностей реформы Никона, что доктрина раскола, высказанная расколоучителями в их сочинениях, есть исключительно церковная доктрина, так что мы не имеем оснований рассматривать раскол иначе, как явление исключительно церковное. Что же касается до вопроса о быстром распространении раскола, то здесь, кроме причин, лежавших в религиозном сознании наших предков, косвенным образом могли действовать и условия общественной жизни того времени; жизнь шла очень тревожно, как мы видели, и могла будить в обществе чувство неудовлетворенности, которое делало людей восприимчивее и в делах веры. Таким образом, только, как кажется нам, условия общественной жизни могли отразиться на быстром распространении раскола.

В 60-х годах XVII в. благодаря отсутствию энергии у лиц, ведших после Никона дело исправления, и благодаря тому, что власть терпимо относилась к протестам, раскол явно креп в Москве; к нему открыто примыкали некоторые иерархи (например, Александр Вятский), и «соблазн» становился смелее год от году. В таком положении в 1666 г. в Москве решили созвать о расколе церковный собор. Он состоялся весной 1666 г. Прежде всего на соборе занялись обсуждением предварительных вопросов: православны ли греческие патриархи? Праведны ли и достоверны ли греческие богослужебные книги? Праведен ли Московский собор 1654 г., решивший исправление книг и обрядов? При обсуждении собор на эти вопросы ответил утвердительно и тем самым признал правильную реформу Никона, утвердил ее и осудил принципиально раскол. Затем собор судил известных нам расколоучителей и присудил их к лишению священных санов и к ссылке. Все они (кроме Аввакума и дьякона Федора) принесли после собора покаяние и были приняты в церковное общение. После суда собор составил окружную грамоту духовенству с наставлением следовать церковной реформе, а затем рассмотрел и одобрил к изданию ученую апологию церковной реформы, книгу известного киевлянина Симеона Полоцкого «Жезл правления» (Москва, 1666), которая направлена была против раскольничьих писаний и начинает собой ряд последующих полемических сочинений о расколе.

Тотчас после собора 1666 г. состоялся в Москве в 1666–1667 гг. «великий собор» церковный с участием патриархов Александрийского и Антиохийского. Собор был созван о деле патриарха Никона, но занялся и расколом. Он одобрил все частности Никоновой реформы (хотя осудил Никона, как увидим ниже) и изрек анафему на тех, кто ослушается его постановлений и не примет нововведений Никона. Эта анафема в истории нашего раскола получила большое значение. Ею все последователи старой обрядности поставлены были в положение еретиков; она до сих пор служит камнем преткновения для сближения старообрядцев с православием, даже в единоверии. Тогда же эта анафема еще бесформенное движение – хотя сильную, но шедшую вразброд оппозицию – сразу превратила в формальный раскол и вместо того, чтобы уничтожить смуту, как надеялся собор 1667 г., только усилила и обострила ее. С той поры, с 1667 г., мы наблюдаем, с одной стороны, дальнейшее распространение раскола и внутреннее развитие его доктрин (в конце XVII в. в расколе стала формироваться двоякая организация: поповщинская и беспоповщинская), с другой стороны – ряд мер, принимаемых против раскола церковью и государством, пришедшим на помощь церкви. Эти меры были двух родов: увещевательные и карательные. Первые создали у нас обширную полемическую литературу о расколе, вторые же поставили раскольников в исключительное положение в государстве. До 50-х годов XIX в. о расколе знали только по догматически-полемическим сочинениям, направленным против раскольников. Научное же исследование раскола как исторического явления стало возможно, по чисто внешним условиям, только со второй половины XIX столетия. В 60-х и частью 50-х годах исследование раскола пошло очень оживленно, стали издавать памятники раскольничьей литературы, писать очерки раскольничьего быта, исследовать историю раскола. Длинный ряд исторических трудов о расколе открывается «Историей Русского раскола» (СПб., 1855) Макария, епископа Винницкого,