Серебряные фонтаны - Биверли Хьюздон

Я тяжело, словно старуха, встала и подошла к туалетному столику, чтобы достать это письмо, последнее письмо Фрэнка. Я перечитала его еще раз. Пока я читала, мне казалось, что Фрэнк здесь, в комнате, и говорит со мной. Ох, Фрэнк, Фрэнк, я любила тебя – прости, прости меня. Горячие слезы печали и стыда жгли мои щеки.

Джеки заставил меня очнуться. Я не могла прятаться здесь и горевать – у меня были дети, был малыш, который требовал мою грудь. Кроме того, приближалась пора сбора урожая – я не могла оставаться здесь в слезах. Я свернула письмо Фрэнка, чтобы убрать, и увидела другое письмо – любовное письмо Лео, которое заставило меня поехать к нему во Францию. Я взяла его и перечитала, с тяжелым и безнадежным сердцем, пока не дошла до строк: «Когда я снова стану рассудительным, то спокойно сожгу эти листы...» Читая их, я наконец поняла, что Лео, не собирался сжигать их, это тоже было его прощальное письмо, написанное еще до ранения, в надежде, что если его убьют, кто-нибудь перешлет эти строки мне. Ох, Лео, Лео! Я снова заплакала, потому что поняла, что теперь он не будет носить у сердца такое письмо.

Я, пошла в детскую покормить Джеки, затем взяла его с собой в кабинет имения, потому что мне нужно было работать – Англия все еще воевала, людям был нужен хлеб. А час спустя мне нужно было идти в церковь. Взяв ручку, я стала подсчитывать выплаты сельскохозяйственным рабочим.

В этот вечер я написала Лео. Только новости о детях, как он приказал – я не посмела его ослушаться. Но я очень подробно написала обо всем, чем они занимались в течение дня, а затем написала о Джеки – ведь Джеки был сыном Лео, даже если Лео, не верил этому. Я отнесла письмо в холл, чтобы его отправили с первой почтой, и легла спать.

В последующие дни я была очень занята – было много дел по подготовке к сбору урожая, множество вопросов, требующих решения, заботы о размещении солдат, которых нам обещали, – но как бы я ни была занята, Лео не выходил из моих мыслей. Вернулся ли он на фронт? Злится ли он все еще на меня? Он обещал писать, но пришло только одно письмо. Однако даже это короткое письмо начиналось с «Дорогая Эми», и я снова стала надеяться.

Второе письмо пришло раньше, чем я смела ожидать, и было написано чернилами. Мое сердце стучало, я поднялась наверх, чтобы прочитать его. Там оказался всего один листок.

18 июля 1918 года

Твое послание от 14-го июля получено и прочитано должным образом.

Л. А. Т. Ворминстер.

Это было все. Меленький зеленый росток надежды завял и засох. Однако в ответном письме я написала Лео все, что сказали и сделали дети, а затем подписалась: «Твоя любящая и покорная жена, Эми». Хотя Лео больше не любил меня, но я любила его, и буду любить всегда.

На следующий день я прочитала за завтраком, что английские и французские войска атаковали немцев. Среди атакующих, была и 51-я дивизия. Я затряслась от страха.

Погода была прекрасная, начался сбор урожая, но меня не покидал ужас, что в любой день могут принести эту телеграмму. Когда вместо нее пришло письмо, ровно через неделю после предыдущего, я задрожала от облегчения. В нем было точно такое же единственное предложение, написанное карандашом. Но все-таки Лео был жив, раз написал его, а новости из Франции улучшались с каждым днем. К концу августа наши войска продвинулись далеко вперед, а истонский урожай был благополучно убран. Мы пошли в церковь помолиться Богу за его щедрость – нам повезло, потому что два дня спустя погода испортилась. Выпал град, крупный, как орехи, и все зерновые на полях погибли бы. В парке золотая роза начала второе цветение, но теперь ее поздние лепестки побурели и пожухли из-за холодной, сырой погоды. Стоя и глядя на ее погубленную красоту, я почувствовала слезы грозящей потери, но смахнула их прочь и пошла писать еженедельное письмо к Лео.

Вскрыв его ответ, я увидела, что там больше одного предложения. Я на мгновение обрадовалась, но только на мгновение, потому что Лео просто добавил, что договорился послать Флору в небольшую дневную школу в Тилтоне. Она должна была ходить туда по утрам, а затем Дора должна была забирать ее домой. Больше в письме ничего не было.

Я не послушалась его и всю неделю сама забирала Флору, чтобы убедиться, что она там хорошо устроена. Я написала об этом в еженедельном отчете, опасаясь, что Лео будет раздосадован, но он даже не удосужился отметить это в ответном письме. Только обычное холодное: «Твое послание от...» Все было бесполезно.

В середине сентября Альби вернулся во Францию, а вскоре в Истон пришла еще одна телеграмма. Джон Дэвис, по прозвищу «Мигун», умер от воспаления легких. Клара плакала, рассказывая мне об этом:

– Бедняга Мигун, он сидел сзади меня в школе, а я сдвигала тетрадку вбок, чтобы он мог списать расчеты. Он медленно соображал, ему нередко был нужен помощник, но зато всегда улыбался. Мигун никогда не вставал с кровати не с той ноги.

Я сходила к жене Мигуна, и мы поплакали вместе. В Истоне погибло уже восемнадцать человек – наступит ли этому конец?

Но в октябре, когда я пришла на домашнюю ферму, мистер Арнотт рассказал мне, что туда только что приезжал офицер для проверки пленных.

– Он сказал, что наши побеждают окончательно и бесповоротно, моя леди. Теперь война не затянется надолго, – он говорил так убежденно, что у меня голова закружилась от облегчения, только тяжесть ребенка на моих руках заставила меня стоять спокойно. Мистер Арнотт наклонился и взял Джеки за подбородок. – Когда твой папа вернется, он поможет тебе поставить на место все это бабье в детской! – Джеки внимательно уставился на него, и мистер Арнотт рассмеялся: – Он смотрит на меня точь в точь как его светлость, а его глаза стали серыми.

Я взглянула на Джеки – так и оказалось. Я даже не заметила этого, потому что их цвет менялся постепенно.

– Моя Мэри поставит чайник, – продолжил мистер Арнотт, – если вы зайдете в тепло, пока я разберусь с этими бумагами.

Последовав за ним, я подняла Джеки повыше, прижалась к его щеке и прошептала:

– Умница, Джеки, умный мой мальчик.

Война закончилась в ноябре. Миссис Чандлер, запыхавшись, прибежала ко мне, чтобы сообщить это.

– Из Солсбери пришло сообщение на почту, – воскликнула она. – Все кончилось, моя леди, все кончилось! Мой Джон, мой Хорас – они в безопасности, они вернутся домой! – она зарыдала от радости. Мистер Тиме побежал сообщить новость миссис Картер, а я поспешила в кабинет имения.

– Мистер Селби, все кончилось! Война кончилась. Лео вернется домой! – я заплакала.

Мистер Тиме принес из подвала бутылку портвейна, и мы выпили за наших бравых солдат. Джим осушил свой стакан и поднялся:

– Мне лучше пойти в конюшню, моя леди – эти новости не вернут мне ногу.

Миссис Чандлер тоже не задержалась надолго. Ей было некогда, потому что в нескольких семьях был грипп, и ей нужно было вернуться в село.

Вскоре пришел мистер Бистон.