Повелитель и пешка - Мария Герус

– Воздух у нас в замке такой. Вредный. Веревку не потеряй. На обратном пути пригодится. Понять не могу, отчего ты такой тяжелый. На вид – кости да жилы. А весишь как куль с мукой.

– Сам ты куль!

До полузасыпанных ворот дошли быстро.

– Там темно, – напомнил Оберон, разглядывая дыру, и нырнул в торбу в поисках заботливо припасенных свечи и кресала.

– Полезли, – сказал Ивар-травник, – сейчас я по-нашему попробую… Свет!

Этот фокус Обр уже знал и предусмотрительно зажмурился, а когда открыл глаза – увидел широченную парадную лестницу. Вид не подверженного воздействию времени мрамора слегка портили остатки истлевшего ковра.

Яркий поначалу, свет быстро тускнел.

– Пойдем, – поторопил Варка, – тут все какое-то старое, как будто выдохлось. Наверх, что ли?

– Наверх, – неуверенно произнес Обр, – я глазами-то этого не видел. Темно было.

Лестница привела в огромный зал с камином, с обширным столом, с каменными болванами в нишах. Статуи, все как одна, были крылаты. Крайний в ряду роскошных серебряных подсвечников печально валялся на полу.

– Вон там мы шли, – обрадовался Оберон, – вдоль вот этой стены.

Для верности закрыл глаза и пощупал – точно, здесь.

Подсказка пришлась вовремя. Зал был сложной формы, с тремя выходами. Ниша, задернутая тускло переливающейся парчой, оказалась не в конце зала, а неприметно ютилась сбоку. Варка глядел во все глаза, радовался, будто клад нашел. Обра ощутимо корежило. Остановившись перед парчовым занавесом, он долго не мог собраться с духом, чтобы отодвинуть тяжелую ткань. Это сделал травник.

– Песья кровь! – прошептал Обр. Далеко впереди мягко светилось золотистое пятно.

* * *

– С ума сойти! – пробормотал Варка, рассматривая поверхность доски. Факелы сияли ярко, должно быть, чуяли настоящего крайна.

Оберон хмуро глядел на новую дверь из дубовых плах, надежно закрывавшую вход. Даже пнул ее с досады, и, конечно, без толку. Только ногу отбил. Остатки старой плиты так и валялись у стены. Убрать их никто не позаботился. В специальном гнезде лежала новая, блестящая свежей полировкой лопаточка. Обр сейчас же схватил ее и мстительно переломил об колено.

– Не огорчайся, – посоветовал Варка, – видишь, пока хозяина не было, она начала засыпать.

Отшвырнув обломки, Обр подошел поближе. И верно, живым медовым светом светились только окрестности Повенца, холмы с замком Лаамов и, конечно, Твердыня Туманов, она же Гнилой Кут.

Оберон вгляделся, с сосущей тревогой высматривая себя. Не нашел. Сразу полегчало. Тогда он набрался храбрости и согнулся над Повенцом, отыскивая Маркушку. Старый вор, как и следовало, обнаружился в городе.

– Ой, – сказал Обр, – да это ж… Он же на Рассолохе.

– На Рассолохе? – заинтересовался Варка. – В больнице для бедных, что ли?

– Пока еще не на кладбище, – с тяжелым сердцем выговорил Оберон, – мертвых она не видит. А ты откуда знаешь про Рассолоху?

– Да бывал я там. Пока Анну искал, все ваше Загорье прочесал, наверное.

– Гы, – хмыкнул Обр, – а ты им понравился. До сих пор вспоминают.

– Угу. Я всем нравлюсь. Как печатный пряник. А кто у тебя на Рассолохе?

– Маркушка, – вздохнул Оберон, – он мне вместо отца был. Будь у меня дом, забрал бы его к себе, покоить на старости. Знаешь чего, а ведь его один из ваших спас.

– Да ну?

– С каторги вытащил.

– Так-так-так. А теперь давай подробно, – сказал Варка точь-в-точь как господин Лунь. И голову набок склонил так же, по-птичьи.

Ну что ж, эту историю Обр рассказывать умел хорошо и выдал со всеми подробностями.

Варка слушал внимательно, водил по губам кончиком туго сплетенной косицы, а потом даже закусил его от переживаний. Была у него такая скверная привычка.

– Значит, говоришь, совесть его гложет?

Обр пожал плечами. Совесть у Маркушки представлялась ему делом сомнительным. Старый вор и сам ее не имел, и другим не советовал.

– Может, потом смотаемся на Рассолоху? – неуверенно предложил он.

– Обязательно, – обнадежил его Варка, – не могу же я упустить такой случай. Знаешь, кто его вытащил?

– Ты, что ли?

– Не. Подымай выше. Господин Лунь.

Обр возвел глаза к потолку.

– А что он на каторге делал?

– Насколько мне известно, отдыхал от других трудов. Смотаемся на Рассолоху. Страсть как хочется узнать, каким наш Рарог Лунь раньше был.

– Раньше?

– Ну, до каторги. Вообще, до всего, что на него свалилось.

– А как с доской? – вернулся на землю Обр. – Может, того, ее не трогать, а самого господина Стрепета по-тихому…

– Не годится! Не будет этого Стрепета, найдется кто-нибудь еще. А вещь-то красивая. Точно крайнова работа. Видать этот Ательстан Стрепет был большой мастер.

– Ага! Нюська тоже говорила – добрыми руками делано. С душой, – уныло подтвердил Обр.

– Движутся фигурки-то, – заметил Варка.

– Отошел бы ты лучше от нее. Гляди, светлая область ширится. Просыпается, зараза. Из-за тебя все, чучело крылатое.

Варка поспешно шагнул в сторону.

– Сам чучело! А я Ивар Гронский Ар-Моран, крайн из белых крайнов Пригорья.

Мгновенная вспышка света.

– Песья кровь! – заорал Обр.

Доска – вся, от края до края – сияла яркими красками. Зеленели леса, сверкало стылым серебром Злое море, громоздились горы. Тянулись вверх стены и башни городов.

– Ты чего наделал?!

Варка взъерошил волосы.

– Не мешай, я думаю! Значит, Аннушка говорит, с душой сделано. Верно-верно. У иных вещей есть душа. Коли мастер ее туда вложил, стало быть, она там и есть.

– Ты че, не в себе? – совсем разозлился Обр.

Варка отступил на шаг, вскинул руки.

– Жестокая Игра, творение Ательстана Стрепета! Я Ивар Гронский Ар-Моран, крайн из белых крайнов Пригорья, господин утра, хозяин ветра и света, беру твою душу. – Перевел дыхание и добавил: – Навсегда!

Сияние на миг вспыхнувших крыльев ослепило Обра. А потом он открыл глаза и увидел доску. Очень старую, темную от времени, в дырах древоточца, в мелких трещинах. Надписи по краю стерлись. Черные клетки слились с белыми в одно серое запыленное поле.

– Ого! – сказал Варка. – Кажется, получилось!

– Что получилось?

– Все! Теперь это просто доска.

– А как же люди?

– Люди? Живут, я думаю, как обычно. Пакостят друг другу или помогают. Убивают или спасают. Грабят или отдают последнее. Самое любопытное, что иногда это одни и те же люди. Понимаешь, они не скот и не быдло, как бы этого ни хотелось иным правителям. Люди могут выбирать.