Рулетка для умных - Иван Сербин

— А вы тоже к Лидочке? — спросила старушка, подслеповато щурясь. — Так её нет.

— Нет, — покачал я головой. — Не к Лидочке. А кто эта Лидочка?

— Так она же эту вот квартиру снимала, — сказала старушка и сощурилась еще больше. — А вы кто? Что-то я вас раньше здесь не видела.

— Да. Я… недавно.

— Так вы знаете Лидочку? Какая девушка, золото! Всегда и по дому поможет. И в магазин сходит, коли попросишь или приболеешь. И за лекарствами. И врача вызовёт. И бывалоча денег одолжит, ежели пенсию долго не несут. Тихонькая такая, но красавица. За ней же все парни ходили. Вот и обормот Васька с соседнею двора приходил. Уж сколько их переходило сюда, и в подъезде ждали, и даже раз, помню, в окно к ней пытались залезть. Вон как. Один на машине подвозил, — понижая голос, сказала словоохотливая старушка. — На этой… иномарке. Вот. Но она девушка строгая. Домработницей в один приличный дом устроилась. Все никак нахвалиться не могла. И платят хорошо, и хозяева, мол, такие добрые. Я ей сказала тала: ты смотри, мол, у богатых, у них характер переменчивый. Седня им все блины сладки, а завтра волком смотрят. Так и вышло.

Я почувствовал, как комок встает у меня в горле.

— Что вышло? — спросил сипло.

— Хозяйка настояла, чтобы Лидочка подстриглась и покрасилась точь-в-точь как она. У Лидочки-то нашей знаешь какая коса была? Ух! Видать, зависть-то хозяйку и одолела. Вот и озлобилась. Уж как Лидочка убивалась, а косу-то пришлось срезать. Деньги ей очень нужны были, — торопливо объяснила старушка. — И в рыжий цвет покрасилась. Как хозяйка эта… тьфу! А недавно приходит вся не своя от радости. Что такое, спрашиваю? А она мне и отвечает: мол, хозяйка с хозяином скоро в Америку едут и её собой берут. За сынком ихним там присматривать. Они бизьнесьмены, вот, какие-то важные. Хозяйка и документы её взяла, паспорт-то… этот… для Америки выхлопотать. Видать, и уехали.

— А как хозяйку звали, Лидочка не говорила? — мертвея, спросил я.

— Как же, говорила. Ирина и Виктор их звали. А вчера-то тут сколько народу было… Ох, сколько народу! — Старушка пожевала губами. — Все топотали, топотали. Гремели чем-то. Не иначе как жильцы новые. Эх! — Она вздохнула, посмотрела на меня с любопытством. — Может, и не въедут ещё, а? Может, не глянется им квартира-то?

— Не глянется, — медленно ответил я.

— А как думаешь, скоро Лидочкины хозяева-то вернуться надумают? Ато тяжко без нее. Помочь некому…

Я покачал головой.

— Нет. Думаю, вовсе не вернутся теперь.

— Ох ты! — Старушка всплеснула руками. — Как же? Что ж теперь-то? А Лидочка как?

— Ей сейчас лучше, чем нам. Намного лучше.

Я повернулся и пошёл вниз по ступеням. Сумерки стали уже тёмно-серыми и зажглись фонари на улицах. А дождь всё капал и капая. Страдал, должно быть, по чему-то утраченному.

— Я вышел на улицу, и таксист посигналил, а затем несколько раз включил и выключил фары.

— Командир! — гаркнул он весело.

Я повернулся, подошёл к машине, достал вторую сотенную и протянул ему.

— Старик, извини. Я, пожалуй, пройдусь. Он посмотрел на купюру, протянул обратно.

— Что, бросила, да? — спросил понимающе. — Возьми деньги-то.

— Оставь.

— Может, ты это… выпить хочешь? Так у меня есть. — Он достал из бардачка бутылку. — Русская. Нормальная, можешь не беспокоиться. А насчёт того, что бросила, ты не переживай, командир. Вернется. Они всегда возвращаются.

Я взял водку, сунул в карман, сказал:

— Не вернётся. Она не вернётся.

— Тебе куда сейчас?

— Домой, — ответил я.

— Так, может, все-таки отвезу?

— Спасибо, старик. Пройдусь.

Таксист пожал плечами, спросил:

— Так тебе точно ехать не надо, командир?

Я, не ответив, вышел на улицу, остановился, откупорил бутылку и глотнул прямо из горлышка. Такси медленно проползло мимо, шофёр опустил стекло, сказал:

— Ну, так, может, и хрен с ней тогда? Бросила и бросила. Неизвестно ещё, кому больше повезло.

— Да, — кивнул я. — Неизвестно.

Дождь мерцал в свете фонарей косыми росчерками. Сползал каплями по волосам, лицу, шее, настырно лез за воротник. А я шёл себе и шёл, время от времени останавливаясь и прикладываясь к бутылке.

* * *

В кабинет Коновалова постучали. Тот как раз заканчивал составлять докладную записку об успешном окончании операции «Сеть», буркнул, не отрываясь от листа бумаги:

— Войдите.

Капитан приоткрыл дверь, подошел к столу, сказал спокойно:

— Товарищ майор, только что звонили из больницы. Диденко ушёл.

— Куда ушёл? — спросил занятый своими мыслями майор.

— Пока не ясно, товарищ майор.

— Так отправь к нему домой пару ребят. Домой-то он вернётся. Никуда не денется.

— И что? Обратно в больницу?

— Куда он ходил, ты знаешь?

— Нет, товарищ майор. Недоразумение вышло. Мы не ожидали, что… Вроде бы всё было обговорено. Он понял. Сказал, что не станет поднимать волну.

— Ты вот что, капитан. — Коновалов оторвался от записок, посмотрел на подчиненного снизу вверх. — Ты сделай что-нибудь, чтобы исключить всякие недоразумения. Понятно?

— Так точно, товарищ майор.

— Всё, свободен.

* * *

В аэропорту Шереметьево-2 Ирина прошла таможенный контроль. Деньги, двадцать миллионов долларов, она передала родителям, для сына. Когда все утрясется, она вызовет его туда, в другой мир. Не ради нее же все это затевалось, ради сына. Там ему будет лучше. Сколько ей пришлось подстилаться под слюнтяя мужа, вытягивая из него нужные сведения! Сколько раз пришлось переспать с этим ублюдком Олялиным, прежде чем он согласился помочь ей достать из хранилища десять миллионов долларов. И не за просто же так… Директором банка мечтал стать, скот. Директор банка Олялин. Нет. Ее сын не должен пережить ничего из того, что довелось пережить ей. У него должно быть другое будущее. Совсем другое. Чистое. Без жестокости и крови. Без того, чего в ее жизни было даже с избытком. Он будет жить по-другому. Так, как должны жить люди. Люди, а не звери…

* * *

Шмель открыл окно гостиничного номера. Вот уже второй раз он нарушает свои принципы. А ведь это, как известно, до добра не доводит. Но этот раз — последний. Честное слово самому себе. Приняв заказ, уже нельзя отказаться. Это тоже принцип. А принципам надо следовать железно.

Жаль, что командир не позвонил. Шмель надеялся, что удастся обойтись без третьей жертвы. Он установил сошки на подоконник, приник к прицелу. Сколько до цели? Метров триста. Не больше. Лайнер здоровый, словно стоит в метре от него, Шмеля. И трап хорошо виден. Переместить ствол вправо. Вот и балкон «прощания». Крупно, как на ладони. Шмель оторвался от прицела, посмотрел на фотографию, Красивая девчонка. Жаль, нельзя оставить фотку на память. Интересно, она-то чем хозяину помешала? Снайпер бросил взгляд на часы. Время. Он снова склонился к прицелу и положил палец на спусковой крючок. Задержал дыхание. Фигурки людей на балконе «прощания». Кто-то оглядывается. Кто-то нет. Одни останутся. Другие вернутся. Она оглянулась. Шмель подождал. Он хотел увидеть её лицо. Живое лицо.