Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого. 1933-1936 гг. - Юрий Фельштинский

Так называемые «троцкисты», поскольку дело идет о старшем их поколении, принимали участие в революционной борьбе против царизма, затем в Октябрьском перевороте 1917 года, строили Советскую республику, создавали Красную армию, отстаивали страну Советов от многочисленных врагов в течение трех лет Гражданской войны, принимали ближайшее, нередко руководящее, участие в работе по хозяйственному возрождению страны. В течение последних лет под ударами репрессий они остаются полностью верны тем задачам, которые поставили перед собою задолго до 1917 года. Незачем пояснять, что в минуту опасности для Советов «троцкисты» оказались бы в передней линии обороны, которая им хорошо знакома по опыту прошлых лет.

Сталинская фракция знает и понимает это лучше, чем кто бы то ни было. Если она пускает в оборот обвинения, которые причиняют явный вред Советскому Союзу и в то же время компрометируют самих обвинителей, то объяснение этому надо искать в той политической обстановке, в какую оказалась поставлена фракция Сталина ходом обстоятельств, в том числе и собственной предшествующей политикой.

Сталинизм как политика консервативной бюрократии

Первая кампания против «троцкизма» открылась в 1923 году, во время предсмертной болезни Ленина и затяжной болезни Троцкого[631]. Вторая, более ожесточенная атака развернулась в 1924 году, вскоре после смерти Ленина. Эти даты говорят сами за себя. В состав старого Политбюро, т. е. того органа, который фактически руководит Советской республикой, входили: Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Сталин, Рыков и Томский; в качестве кандидата — Бухарин. В нынешнее Политбюро из всего старого состава входит один только Сталин, хотя, кроме Ленина, все члены его живы. Подбор руководства большой исторической партии происходит не случайно. Каким же образом могло случиться, что руководители партии в тяжкие годы, предшествующие революции, или в годы, когда закладывался фундамент Советов и строящееся здание защищалось с мечом в руках, оказались вдруг «внутренними врагами» в условиях, когда повседневная советская работа стала до известной степени делом бюрократической рутины?

Те сдвиги и изменения, которые бросаются в глаза при взгляде на Политбюро или на Совет народных комиссаров, происходили за последний период во всех этажах партийного здания, вплоть до деревенских ячеек. Нынешний состав Центрального исполнительного комитета Советов, кадры партийных секретарей в провинции, хозяйственных, военных и дипломатических органов — все это, за немногими изъятиями, люди новой формации. Большинство их не принимало никакого участия в Октябрьской революции. Очень значительная часть была в лагере ее прямых врагов. Правда, небольшое меньшинство нового правящего слоя входило в партию большевиков до октября; но все это революционные фигуры второго и третьего плана. Такая комбинация исторически в высшей степени закономерна. Новому бюрократическому слою необходимо «авторитетное» прикрытие. Его создают те из старых большевиков, которые в период бури и натиска оказались оттерты к стороне, чувствовали себя не вполне в своей тарелке, находились в глухой полуоппозиции к действительным руководителям переворота и смогли использовать свой авторитет «старых большевиков» только на втором этапе революции.

Никогда еще в истории не бывало, чтобы слой, совершивший революцию, руководивший ею и защищавший ее в труднейших условиях, оказался неожиданно, когда дело его рук окрепло, «контрреволюционным» слоем и чтобы через несколько лет после переворота пришел бы на смену новый, подлинно революционный слой. Зато в истории всех великих революций наблюдался прямо противоположный факт: когда победа упрочивалась и выдвигался новый правящий слой с собственными интересами и претензиями и когда этот более умеренный слой, отражающий потребность в «порядке», оттирал революционеров первого призыва, он всегда обвинял своих предшественников в недостатке революционности: самая умеренная консервативная бюрократия, вышедшая из революции, не может иначе оправдывать свои права на власть, как объявляя своих противников умеренными, половинчатыми или даже контрреволюционерами. Методы Сталина не представляют решительно ничего нового. Не нужно, однако, думать, что Сталин занимается сознательным плагиатом: для этого сам он слишком плохо знает историю. Он просто повинуется логике собственного положения.

Хозяйственные разногласия

Чтобы понять смысл нынешних политических затруднений Сталина, надо вкратце напомнить сущность разногласий, лежащих в основе борьбы между сталинской фракцией и нами. Оппозиция доказывала, что бюрократия недооценивает возможности индустриализации и коллективизации; что хозяйственная работа ведется эмпирически, со дня на день; что необходимо взять более широкие масштабы и более высокие темпы. Оппозиция требовала перехода от годовых планов к пятилетнему и утверждала, что ежегодный прирост промышленной продукции в 20 % не заключает в себе при централизованном руководстве ничего неосуществимого. Сталинская бюрократия обвиняла оппозицию в сверхиндустриализме и в утопизме. Преклонение перед индивидуальным крестьянским хозяйством; подготовка отказа от национализации земли; защита черепашьих темпов в промышленности и издевательство над плановым началом — такова была платформа сталинской фракции в течение 1923–1928 годов. Все без исключения члены нынешнего политбюро на требования ускорить темпы индустриализации отвечали стереотипным вопросом: где взять средства? Первый проект пятилетнего плана, к выработке которого государственные органы приступили в 1927 году под давлением преследуемых «троцкистов», был построен по методу потухающей кривой: прирост продукции намечался снижающимся от 9 % до 4 %. Этот проект оппозиция подвергла уничтожающей критике. Второй вариант пятилетнего плана, официально одобренный XVI конференцией партии[632], осудивший индустриальный романтизм оппозиции, намечал средний рост в 9 %.

Насколько далеко сам Сталин отстоял от масштабов нынешней пятилетки за год до ее утверждения, видно хотя бы из того, что еще в апреле 1927 года, возражая Троцкому, председателю комиссии по Днепрострою, Сталин заявил на заседании Центрального комитета: «Нам создавать Днепрострой (мощная гидростанция на Днепре) это то же, что мужику вместо коровы покупать граммофон». В стенографическом протоколе Центрального комитета слова эти запечатлены, как самое аутентичное выражение подлинных взглядов Сталина. Позднейшие попытки объяснить борьбу против индустриализации ссылками на «преждевременность» предложений оппозиции лишены смысла, так как дело шло не о частной задаче момента, а об общих перспективах хозяйства и о программе пятилетки. Процесс инженеров-заговорщиков[633], гласно поставленный год тому назад, показал, что фактическое руководство находилось в руках непримиримых противников социалистического хозяйства. Защищая выработанные ими планы «черепашьего темпа», Сталин вел борьбу с оппозицией при помощи репрессий.