Катынь. Ложь, ставшая историей - Иван Чигирин

Дальше от лица Деко:

«Я спросил месье Кульмо: „Эти поляки говорили о Катыни?“ „Нет, тогда это название мне ни о чём не говорило. Но в 1943 году, когда начались все эти истории про Катынь, я вспомнил своих польских друзей и то, что они мне рассказывали про преступление на Востоке. Поэтому я всегда был убеждён, что за Катынь несут ответственность именно СС“».

Когда в СССР начала широко обсуждаться катынская тема, в газеты и журналы самотёком пошли письма. Мы приведём некоторые, самые интересные из них. Вот свидетельство, присланное в редакцию «Комсомольской правды» жителем Смоленска Н. А. Копытовым.

«С 1937 по 1941 годы, то есть до ухода в Советскую Армию, я работал начальником одного из отделов Западного облпотребсоюза. В конце февраля или начале марта 1940 года я был вызван к председателю облпотребсоюза Г. М. Цветкову, который поручил мне выехать в Козельск и организовать для пленных поляков повседневную торговлю. Вместе с председателем Козельского райпотребсоюза тов. Бодровым я приехал на место, где находился лагерь для польских военнопленных. Здесь мы встретились с начальником лагерной охраны в чине капитана. Согласовали с ним порядок работы ларька и ассортимент: из бакалеи — нитки трёх сортов, иголки разные, ножницы, папиросы дешёвые, пуговицы, из продовольствия — сыр, дешёвые конфеты, колбаса типа краковской, печенье, сахар и т. д. Командование подготовило место для торговли. Капитан пригласил посмотреть, как живут военнопленные. Их разместили в двух домах: в одном — рядовой состав, в другом — офицеры. Отношение к пленным полякам было очень гуманным»[154].

Совершенно исключительную инициативу проявил полковник в отставке Илья Кривой. 26 октября 2006 года он по собственному почину направил Генеральному прокурору заявление, где рассказал следующее. В 1939 году он был призван в армию и направлен на учёбу в Смоленское стрелково-пулемётное училище. И вот что было дальше:

«В 1940 и в 1941 гг. я несколько раз нёс караульную службу на КПП у ж/д переезда и купальне на берегу Днепра и регулярно строем ходил вместе с другими курсантами в городскую баню Смоленска. И практически каждый раз при этом я видел польских военнопленных, которых везли на автомашинах на работы или с работ на строящемся новом Минском шоссе, везли на работы и с работ где-то в районе самого Смоленска, или под конвоем строем вели на ремонт Витебского шоссе.

Первый раз я увидел польских военнопленных в начале лета 1940 г., когда нашу учебную роту в составе примерно 100 человек строем вели в баню в Смоленск. Мимо нас проехала колонна автомашин, в кузовах которых находились люди в польской военной форме. Когда курсанты моего взвода обратились к командиру взвода лейтенанту Чибисову с вопросом, кто они такие, Чибисов ответил нам, что это пленные поляки, лагеря которых находятся в Катынском лесу.

Другие офицеры и политработники училища также говорили нам, курсантам, что в Катынском лесу и западнее него располагаются лагеря военнопленных польских офицеров, причём уточняли при этом, что в этих лагерях содержатся лишь те поляки, которые оказывали ожесточённое сопротивление частям Красной Армии во время сентябрьской кампании 1939 года и взяты в плен непосредственно в ходе боевых действий…

Чаще всего военнопленных поляков мы видели во время их перевозки на грузовых автомашинах по 15–20 человек в каждом кузове колоннами от 4–5 до 15–20 автомобилей. Грузовики были советского производства, „полуторки“ ГАЗ-АА Горьковского автозавода или „трехтонки“ ЗИС-5… открытые, оборудованные скамейками для сидения, располагавшимися поперёк автомашин. Во время перевозки поляки сидели в кузовах на сиденьях лицом против направления движения, спиной к кабине водителя. Водители за рулём были в гражданском, но рядом с водителем в кабине обычно сидел охранник в военной форме. Один раз я видел охранника, сидящего вместе с поляками в кузове у заднего борта с карабином в руках. В то время курсанты училища (и я в том числе) были уверены, что эти конвоиры были бойцами войск НКВД, поскольку форма охранников у поляков внешне хотя и походила на обычную армейскую форму бойцов РККА, но у них были фуражки и петлицы синего цвета[155]… Кроме того, бойцы войск НКВД заметно отличались от бойцов РККА своим внешним поведением, а именно — держались более настороженно, замкнуто и неприветливо и избегали общения с посторонними. Вооружены конвоиры были карабинами. Винтовок, тем более винтовок с примкнутыми штыками, я у них не видел ни разу.

Летом 1941 г. я два-три раза лично видел пленных поляков на земляных работах по ремонту Витебского шоссе на участке от западной окраины Смоленска до пересечения железных дорог на Витебск и Минск в районе Гнездово… Обычно поляки работали на Витебском шоссе группами от 4–5 до 15–20 человек. При этом рядом с ними постоянно находился конвоир в форме войск НКВД с карабином наизготовку. Если группа пленных поляков была небольшая (4–5 человек) — то один конвоир, если группа в 15–20 человек или больше — то двое или трое конвоиров. Конвоиры посторонних лиц к работавшим полякам не подпускали. Местные жители относились к работающим на дороге полякам равнодушно и проходили мимо, не останавливаясь и не обращая на них особого внимания. Одну такую группу пленных поляков я довольно продолжительное время, в течение нескольких часов, наблюдал на Витебском шоссе в конце июля или начале августа 1940 г., когда дежурил на КПП у ж/д переезда. Та группа занимались расчисткой кюветов от мусора и укреплением откосов дороги, подсыпая лопатами на обочины и откосы приносимый на носилках щебень.

Запомнилось, что военная форма у пленных поляков различалась по покрою, фасону и цвету. Польских военнослужащих в форме чёрного цвета я не видел, однако утверждать этого с полной уверенностью не могу, так как из-за летней жары многие пленные снимали с себя кители, а иногда снимали даже и нательные рубахи, обматывая ими головы для защиты от солнца.

Среди одетых в униформу военнопленных поляков находились также и одетые в гражданскую одежду лица, но они терялись на фоне военных, в глаза сразу же бросались люди, одетые в польскую военную форму. Гражданских лиц в длинной чёрной одежде священнослужителей среди поляков я не видел. Ещё запомнилась такая странная деталь, что пленные польские офицеры и польские рядовые солдаты перевозились и работали совместно (позднее во время Великой Отечественной войны и после её окончания мы всегда отделяли пленных немецких офицеров от рядовых солдат и содержали тех и других раздельно).

Поведение пленных поляков, которых я видел летом 1940 г. и в начале лета 1941 г., внешне не отличалось от поведения немецких военнопленных, которых мне приходилось позднее видеть во время войны и после её окончания при аналогичных обстоятельствах. Запомнилось только то обстоятельство, что поляки более небрежно относились к своему внешнему виду, допуская неряшливость и различные вольности в форме своей одежды… Ещё одна запомнившаяся деталь — в традиционных четырёхугольных фуражках-„конфедератках“ польских офицеров было мало, на работу они обычно ездили в пилотках или с головами, замотанными неизвестно чем…