Великие тайны океанов. Атлантический океан. Тихий океан. Индийский океан (сборник) - Жорж Блон

– Не станет ли король возражать, если я возобновлю службу за границей?

– Нет.

Неблагосклонность короля Мануэла объяснялась двумя причинами – клеветой и его тяжелым характером. «Магеллан, раненный в колено в Марокко, был назначен главным хранителем стад, отбитых у врага. Большую их часть он продал маврам». В действительности, стада просто разбежались, но обвинение оставалось – беспочвенное, поскольку дворянин был по-прежнему беден. Из-за крутого нрава он нажил себе немало врагов. Стоя перед королем Мануэлом, он совершил ошибку: прежде чем выдвигать условия, ему следовало представить свой проект.

Как и Колумб, Магеллан после отказа отправился в Испанию, добился аудиенции Карла I, будущего императора Карла V. Тот, соблазненный перспективой добраться до островов пряностей, не вступая в конкуренцию с португальцами на пути вокруг Африки, сказал «да». Фернан де Магелаеш стал Эрнандо Магальянесом, испанским дворянином и адмиралом.

20 сентября 1519 года флотилия из пяти кораблей – адмиральский флагман «Тринидад», «Консепсьон», «Виктория», «Сан-Антонио» и «Сантьяго» – отплыла из порта Санлукар-де-Баррамеда на реке Гвадалквивир. Теперь уже речь не шла о броске в неизвестность, плавание через Атлантику стало вполне обычным. Но поход Магеллана оказался небывало долгим – три месяца: флотилия попала в обширную зону штиля. Спокойствие на Атлантическом океане было в те времена не менее опасным, чем бури. Обычно зоны штиля встречались на границе пассатов, около 30° северной или южной широты. Неделями корабли стояли на месте под палящим солнцем. Если на борту перевозили лошадей, те вскоре умирали из-за отсутствия питьевой воды. Первые испанские искатели приключений называли эти опасные зоны затишья «лошадиными широтами».

На судах Магеллана лошадей не было. Больше всего тревог и волнений во время затянувшегося похода доставлял один человек: Хуан де Картахена, испанский гранд, назначенный вице-адмиралом экспедиции для слежки за адмиралом. Картахена задавал вопросы. Почему избрали этот путь? Уверен ли адмирал в своих расчетах? Первой настоящей драмой в судьбе Магеллана было проявление черной неблагодарности со стороны Мануэла Португальского. Вторая драма заключалась в том, что испанцы не хотели видеть в своем новом соотечественнике жертву этой драмы. Для сеньоров, как и для простого люда, он оставался чужестранцем, перебежчиком, который всегда более или менее находился под подозрением.

Достигнув американского побережья, флотилия двинулась вдоль него к югу. В один январский день 1520 года дозорные разом закричали, что берега расступаются.

– Это наш проход, – сказал Магеллан. – Всем следовать за мной, курс на восток.

Он измерял глубину, брал пробы воды. На третьи сутки пришлось признать, что вода уже не соленая, а берега «прохода» сужаются. Они продвигались по устью полноводной реки, не по проливу.

– Развернуться, – приказал адмирал. – Пойдем вдоль берега дальше на юг.

Подробности этого похода известны нам в основном по записям молодого знатного флорентинца по имени Пигафетта, который получил от короля Испании разрешение присоединиться к экспедиции и «составить о ней отчет».

Движение вдоль американского побережья означало приближение к зоне холодов, потому что они шли навстречу южной зиме, к полюсу. Моряки, мечтавшие о мягком климате и великолепии островов пряностей, были разочарованы. В апреле флотилия добралась до 49-й параллели. Начались морозы. Люди дрожали от холода, их недовольство росло, поскольку адмирал урезал рацион питания. Заботами вице-адмирала Картахены пополз слух: «Португальцу заплатили, чтобы погубить корабли нашего короля». Узнав об этом, Магеллан призвал к себе вице-адмирала:

– Я лишаю вас звания, отныне вы никто. И будете закованы в кандалы.

Он лишил должности и Антонио де Коку, капитана «Сантьяго», также виновного в распространении подстрекательских слухов. Испанский гранд провел несколько дней в кандалах в трюме. Едва вдохнув свежий воздух, он задумал погубить Магеллана.

Дата организованного им заговора известна: вечер Вербного воскресенья 1520 года. Флотилия в то время стояла на якоре в бухте американского побережья. Картахена отправился на «Консепсьон», капитан которого Кесада был ему предан. Там же находились Антонио де Кока, разжалованный капитан «Сантьяго», и колеблющийся Мендоса, капитан «Виктории». Содержание беседы в крохотной каюте «Консепсьона» при свете масляной лампы нам неизвестно. Но известно, чем закончился заговор.

В полночь шлюпка отходит от «Консепсьона» и на веслах идет к «Сан-Антонио». Мескита, капитан корабля, абсолютно предан Магеллану. Через три минуты он уже крепко связан и лежит на своей койке. Прибегает боцман, узнает Кесаду, капитана «Консепсьона»:

– Что вы здесь делаете?

Вместо ответа – удары кинжалом. Всех португальцев, находившихся на борту «Сан-Антонио», заковали в железа и загнали в трюм. Заговорщики рассуждали следующим образом: «Из пяти кораблей флотилии три верны Магеллану. Один мы захватили, теперь соотношение сил в нашу пользу. Мы можем диктовать нашу волю адмиралу». Все происходит в ночной тиши. Магеллан ничего не подозревает, поскольку остается на своем судне «Тринидад».

Утром командир шлюпки, пришедшей с «Консепсьона», вручает ему письмо. Странное послание. Картахена, Мендоса, Кесада, Кока в почтительном тоне объясняют ему, что были вынуждены прибегнуть к силе, потому что Магеллан относится к ним с унизительным высокомерием и не дает никаких объяснений. Если он согласится побеседовать с ними, они продолжат служить ему – честно и с должным уважением. Побеседовать! Эти люди просто не представляли, какой железной волей обладал Магеллан.

– Задержите шлюпку с «Консепсьона», – приказывает адмирал.

Он вызывает альгвасила (пристава) и отдает ему распоряжения. В полдень шлюпка с адмиральского корабля направляется к «Виктории», а не к «Консепсьону». Причаливает к судну. Альгвасил вручает Мендосе послание адмирала.

Это приглашение на борт «Тринидада» для беседы, но он должен прибыть один. Мендоса усмехается. Хитрость, считает он, и весьма грубая. Он поднимает глаза на альгвасила, встречает его взгляд и перестает улыбаться. Мендоса падает замертво – в горло ему вонзился кинжал. В то же мгновение на «Викторию» высаживается десант из двадцати моряков, приплывших с «Тринидада». Они захватывают «Викторию» и подчиняют себе экипаж. У Магеллана опять три корабля («Тринидад», «Сантьяго», «Виктория») против двух. Ответ его был молниеносным. В тот же день команды «Консепсьона» и «Сан-Антонио» сдаются. Мятеж подавлен.

Через несколько дней на пустынном, унылом берегу, обдуваемом ледяным ветром южной зимы, стоят два человека и смотрят вслед уплывающей флотилии. Так был наказан Картахена, глава заговора, и священник, поддержавший его. Что касается Кесады, который первым пролил кровь, его обезглавили, а тело и голову по отдельности сбросили в море.

Движение вдоль побережья на юг продолжилось. Обследовалась каждая бухта, огибался каждый мыс. После своего рода зимовки в ледяном безлюдье «Сантьяго» был послан на разведку и потерпел крушение, – к счастью, команда уцелела. В августе холода отступили. Появились дикари, некоторых из них подняли на борт. Рослые люди с большими ступнями кутались в шкуры. Испанцы назвали их патагонцами, то есть «большеногими». Магеллан хотел наладить с ними добрые отношения, но у него был приказ: привезти в Европу туземцев, потому что дикарей показывал еще Колумб. Все они умерли в неволе из-за тоски по родине и отсутствия привычной пищи.