Сетерра. 3. Зенит затмения - Диана Ибрагимова

Ближе к стене скрутился калачиком Здоровяк. С ним вроде все было нормально. Дорри спал слева, один, и Генхарду никакого духа не хватило на него посмотреть. Когда он его в прошлый раз видел, на бедняге живого места не осталось. Зато волосы блестели, как маслом намазанные. Все им нипочем.

В последнюю очередь Генхард нашел Яни. Оказывается, она спала слева от вороненка, и он ее не сразу заметил. И было тут еще два пустых матраца, непонятно чьих. Один, похоже, Шивила. А вот второй… Неужто Илана тоже с ними привезли и положили тут… мертвого?

– О-о-ох, – застонал Генхард, схватившись за плечо.

Ему так вдарило в руку, что аж в глазах потемнело. И то ли за дверью кто-то караулил, то ли вороненок слишком громко охнул. Тут же послышались шаги, и в комнату просеменил смешной такой мужичок. Маленький, в синем халате, а под ним голубой, а под ним еще белый. И рукава до того огроменные! Каждый с юбку! А на них еще завязки блестящие.

– Ты кто? – спросил Генхард, когда человечек поклонился и протянул ему чашку с вонючим бульоном. – Ты откуда такой узкоглазый? Пчелы тебя покусали, что ли?

Мужичок опять поклонился и протянул Генхарду пиалу.

«Чего это он мне кланяется?» – подумал вороненок и тут увидел, что волосы у мужичка черны-чернехоньки. Как у настоящего соахийца. Правда, все-таки покусанного.

– Умереть не встать! – выпучился Генхард на мужичка. – Да я же во дворце! Да я же принц теперь! И у меня слуга есть! Братец соахийский! Братец родненький!

– Да здесь я, здесь! – послышался чей-то раздраженный голос. – От тебя шуму, как от целой толпы.

Генхард вытянул шею да так и застыл. На пороге, прислонившись к дверному косяку, стоял соахийский принц. Бледный, лохматый, больной на вид, но самый что ни на есть настоящий.

– Родненький! – выпалил Генхард вне себя от счастья, оттолкнул мужичка, пролив на пол вонючий бульон, и бросился к брату.

– Да-да, я тоже рад тебя видеть, – сказал тот, когда вороненок чуть не сшиб его с ног. – Но ты бы плечо поберег, а?

– Не проснусь! Не проснусь! Не проснусь! – пробормотал Генхард, крепко зажмурившись, и только тогда открыл глаза.

Хоромы золоченые никуда не делись. Принц тоже. Вороненок столько всего хотел ему сказать, но за один миг от счастья ничегошеньки в голове не осталось. Брат наконец-то заговорил, а Генхард стоял, как пень посреди огорода, и ни слова не мог вспомнить.

– А я и знал! – выдал он наконец, сдерживая слезы. – А я всегда знал, что ты за мной вернешься, родненький! А это мы уже в Соахии, да? Это твой дворец?

– Нико, – сказал брат. – Это мое имя. Тебе, Генхард, спать надо. Чего ты соскочил так рано? Доктор тебе лекарство принес, выпей и спи. Утром поговорим.

– А у меня плечо заболело, – потупился вороненок. – Вот и встал. А это… кого там несут?

Генхард попятился, увидав за спиной брата странного мужика, у которого в руках был самый настоящий куценожка.

Нико отошел от двери, пропустил дылду, и тот плюхнул Астре на один из пустых матрацев.

Генхард открыл рот, силясь что-нибудь сказать. Потом закрыл.

– Эй, куценожка, я, что ли, дохну уже, а? – испуганно шепнул он, глядя то на Астре, то на соахийца.

– Нет, – спокойно сказал калека. – С чего ты взял?

– А и как это с чего? Бредить же начал! Говорят, так и помирают от ран! Сначала жар по всему телу, потом чушь всякая в голову лезет. А потом – р-раз! – и вынесли тебя холодного. И брат пришел, теперь еще ты тут. Откуда вам тут взяться обоим? Точно брежу!

– Все нормально, ты не бредишь.

– Я пойду мелкого притащу, – зевая, сказал Нико. – А то он со мной уснул.

Генхард проводил принца взглядом, сел на перину и подполз к Астре.

– Занозу мне в пятку! – сказал он, ткнув калеку в плечо. – Ты прям взаправдашний! Даже воняешь!

С минуту они сидели бок о бок, словно два кукушкиных сына в гнезде, и смотрели на Яни. Волосы у нее разметались по подушке, а уголки глаз будто мукой присыпали – ревела много, вот следы и остались.

– Ты помер, да? – спросил Генхард. – Ты поэтому за мной пришел? Чтобы в мир мертвых меня забрать? А Илана почему тут нету? Ты его забрал уже?

Куценожка ничего не успел ответить: вороненок увидел, что в дверях стоит Сиина, и никакой храбрости у него не осталось.

– А и жуть-то какая!!! – выпалил Генхард, грохнувшись на Яни.

Тут уже все заворочались, и первым подскочил Вобла. Рыжая промычала что-то, начала глаза тереть. А Дорри как увидел уродку, так сразу про все свои раны забыл. Побежал, спотыкаясь, вцепился в Сиину – клещ клещом, зажмурился, уткнулся в нее и затих.

Дальше было шумно и слезно, а больше всех Вобла рыдал. Прямо до судорог. Рори сидел как пугало с глазами, только головой вертел. Яни вопила: «Вы мои хорошие!», визжала как резаная и целовала Астре в щеки, в лоб, в губы. Потом взялась целовать Генхарда, а потом обоих поочередно. Куценожку могла бы и не целовать, между прочим!

– А ну замолкли! – гаркнул неожиданно появившийся на пороге страшнючий мужик.

Глаз у него был всего один, но он так им зыркнул на всех, что Генхард чуть штаны не намочил. Остальные тоже притихли и съежились.

– Не успели проснуться, а уже орете, – сурово сказал мужик. – Если так орать, то и глотки порвутся. Орать если. А если не орать, то и тихо будет. Медведя вы из берлоги зовете, что ли? Ишь, орава горластая. Все орут и орут. Половина острова сюда соберется, раз орете так. А если…

– Это Зехма, – прервала его уродка. – Брат Иремила. Охотник он. Мы его нашли и зиму с ним жили, а потом он сюда нас привел. К вам.

– Зехма я, – подтвердил мужик.

Генхард и опомниться не успел, а рыжая уже тут как тут целоваться лезет! С разбегу прыгнула на страшилу и орет:

– Зехма! Ты мой хороший!

Ну не дура ли?

Охотник чуть не упал через порог.

– Ить! – говорит.

Девчонку он таки удержал, но ворчать стал больше прежнего.

– А ну отцепляйся! Белка ты, что ли, лазать по мне? Ты хоть и рыжая, а не белка, и, значит, слезай. Белки лазают потому, что бестолковые они. Ты, что ли, бестолковая совсем?

– Бестолковая! – радостно согласилась Яни, чмокая охотника в обе щеки, и тут Зехму облепили почти все, кто был в комнате.

Даже Вобла бросился к страхолюду, будто к родному отцу. Зехма выпучился и стоял, не шевелясь, в полной растерянности от такого приема. Дорри к охотнику не пошел. Он все стоял возле уродки и на Зехму смотрел с подозрением, как и Генхард.

Когда разошлись по кроватям, Яни начала всех знакомить, но мужик и без того знал, кто есть кто. Первым делом он подошел к Генхарду и склонился над ним, как одноглазый коршун над цыпленком.