Конец Рублевки - Оксана НеРобкая

Отвечать на письмо Сашка не стал. Да и что отвечать? Когда придут бумаги, он их подпишет и отошлет обратно. Включил в проигрывателе песню Toque D’Keda, Lamento Boliviano. Страстные аккорды сальсы, рожденные под знойным кубинским солнцем и приумноженные жарким латино-американским темпераментом, наполнили комнату. Пульсирующая мелодия вливалась в уши теплой волной и, мелко вибрируя, распространялась по телу, проникала в капилляры и артерии, смешивая свой ритм с ритмом бьющегося сердца.

Ему нравилась эта песня. Правда, последний раз он ее слушал, когда на улице свирепствовала метель, бешеным псом долбилась в окно, грозя выбить хрупкое стекло и запорошить жилище колючим снегом.

Зазвонил телефон. Поднял трубку.

– Привет! – мужской голос казался знакомым, но идентифицировать личность сразу не удалось.

– Здоро́во.

– Не отвлекаю?

– Нет.

– Я тут пораскинул мозгами. В общем, я согласен.

Сашка наморщил лоб в тщетной попытке понять, с кем говорит:

– На что согласен?

– На портфолио. Попробовать себя в рекламе.

Он узнал вчерашнего самоубийцу. Тот словно догадался о сомнениях собеседника и уточнил:

– Это Евгений. На крыше познакомились.

– Да, конечно! Извини, не сразу сообразил. Ты завтра свободен? Скажу тебе адрес студии. Подъедешь после обеда, сделаем предварительные снимки. Я их покажу заказчику. Уверен, он одобрит. И мы приступим к сессии. Как тебе такая идея?

Евгений кашлянул, чтобы не выдать волнение:

– Хорошая идея.

– Тогда записывай адрес, – продиктовал улицу и номер дома. Эту студию – самую лучшую в городе – он арендовал три раза в неделю. Удовольствие дорогостоящее, но необходимое для качественной работы.

– Ок. До встречи. И…

– И?

– Спасибо тебе, – выдавил несостоявшийся самоубийца.

– Мне-то за что? Себя благодари.

Попрощались, довольные друг другом. Сашка был рад заполучить в модели персонажа со столь характерной внешностью. Расстелил постель и уже собирался вырубить процессор, но чисто механически обновил страничку электронного ящика. К его удивлению, от Летовой пришло еще одно письмо, гласившее:

«P.S. Сейчас только вчиталась в адрес: так вы живете в Магадане?»

Очевидно, женщине было скучно. Что ж, он может уделить ей пятнадцать минут перед сном. Ответил колкостью:

«Это факт способен оказать существенное влияние на ваше намерение сотрудничать?»

Москвичка отреагировала незамедлительно:

«Я настолько влюбилась в фотографию, которую вы сотворили, (должно быть, благодаря счастливой случайности), что ни ваша прописка, ни ваша манера общаться, не способны отвратить меня от задачи заполучить снимок».

Сашка развеселился. Марина умеет за себя постоять. Надо иметь талант, чтобы так вежливо и изящно сыронизировать над оппонентом и намекнуть на его профессиональную несостоятельность. Мол, ваш снимок – ничто иное, как удача, не более того. Красотка.

«Расслабьтесь: вы его уже заполучили. В доказательство полной покорности высылаю вам его в хорошем качестве. Файл тяжелый, три мегабайта, думаю, вам хватит».

Летова не ответила. Подождал еще десять минут – напрасно. Девица удовлетворилась и не нашла нужным продолжать переписку.

Задернул шторы. Комната погрузилась в коричневый полумрак. Лег на кровать, укутался в одеяло. Было уютно и немного грустно. Жаль, вчера он так и не попал на сопку. Придется терпеть до следующих выходных. Неделя предстоит напряженная, и времени на то, чтобы вволю порефлексировать в одиночестве не будет. Прикрыл веки и разбудил в воображении картинку покрытого льдами острова Врангеля, по которому успел соскучиться. Снежные барханы дыбились верблюжьими горбами, касались стальной пластины ненастного, низко нависшего неба. Постепенно бело-серый пейзаж затянулся непрозрачной пеленой. Сашка перестал видеть и почувствовал, как падает в глубокую черную пропасть.

Марина сама не понимала, зачем ей понадобилось вступать в неформальную переписку с этим Агеевым. Наверное, хотелось узнать побольше о человеке, чье творчество так сильно ее потрясло. Ее поступок был продиктован распространенным заблуждением обывателя, ассоциирующего автора с его произведением. Чаще всего подобный эффект встречается в литературной среде. Писатель, удосужившийся наваять роман от первого лица, обрекает себя на вечную и незыблемую параллель, прочерченную публикой между ним и его героем. Аналогичная ситуация складывается и в шоу-бизнесе, и в кинематографе. Певца, предстающего в образе разбитного рубахи-парня, фанаты будут воспринимать именно так, каким бы ранимым интеллигентом он ни был в повседневной жизни. Актера, сыгравшего роль коварного соблазнителя, поклонницы будут забрасывать признаниями в любви и предложениями провести совместную страстную ночь, не веря, что их идол в реальности являет собой эталон непорочности и семейственности.

Подобный наив девушку всегда забавлял. Тем нелепее выглядело то, что она сама умудрилась попасть в эту же ловушку. Ах! У загадочной интригующей фотографии обязан быть точно такой же создатель! Детский лепет. Создатель оказался грубоватым и неинтересным, оперирующим канцелярским фразами – столь же скучными, как растворимый кофе по утрам. Марина усмехнулась: отказываясь от гонорара, мужчина определенно пускал пыль в глаза. Пытался строить из себя одухотворенную личность, не отягощенную мыслями о хлебе насущном. Тогда как наверняка его материальное положение далеко от идеального. Ясно же: голодный откажется от приглашения на обед, посчитав сию «благотворительность» унизительной. А сытый с готовностью согласится, ибо воспримет это как лишний повод приятно провести время.

В любом случае, истинные посылы поведения Агеева ее не волновали. Она получила полноформатное изображение, кое можно запускать в работу. Дизайнер Сергей приступил к своим прямым обязанностям и завтра выдаст оригинал-макет обложки. С готовым альбомом Марина отправится прямиком к господину Гранину и вырвет из него согласие на дистрибьюцию. Подруга Алька сообщила, что имела продолжительную беседу с его любовницей, и не преминула воспользоваться своими навыками нейролингвистического программирования. Значит, скоро в сознании Гранина следует ожидать положительных подвижек в отношении группы «Арктика».

– Проработала ее славно, – хвасталась Алина в телефонную трубку. – Она даже слезу обронила, бедняжка.

– Ладно, проверим, чего стоит твой дар убеждения, – скептически хмыкнула Марина. Она не любила праздновать победу прежде, чем не лицезрела очевидные доказательства, того, что враг повержен.

– Перестраховщица! У меня нет никаких сомнений. Все срастется!

– Лучше беспокойство в сомнении, чем покой в заблуждении.

– Ой, умничать начала! – расхохоталась подруга.