Реинкарнация - Марина Линник

– Если принцесса позволит, то я научу ее этой занятной игре, – слегка поклонившись собеседнице, вызвался адмирал Саутгемптон. – А леди Лайл, если вы, конечно, не будете против, напишет своей дочери, чтобы та помогла найти для вас учителей пения и танцев.

– Нет, нет, нет, – быстро проговорила принцесса. – Я не есть не хотеть… О граф Берг, – умоляюще сложа руку, прошептала Анна. – Скажите господам, что я очень хочу всему научиться. Мне будет интересно узнать, чем живет мой будущий муж и будущая родина. Поэтому я согласна с предложением адмирала Саутгемптона.

Граф Берг перевел слова Анны, и леди Лайл, а за ней и адмирал удовлетворенно закивали головами. Такая готовность принцессы (которую они вначале сочли едва ли не дурочкой) учиться, говорила о наличии ума и ясного понимания проблемы, заключавшейся в том, что девушка, несмотря на внешнюю привлекательность и даже богатый внутренний мир (что, кстати, мало интересовало короля), была явно не во вкусе Генриха. И старый вояка, и пожилая леди поняли это с первых минут знакомства с будущей королевой. «Если девица хваткая, она быстро всему научится. Вот только помогут ли ей эти знания покорить Генриха? Я почему-то думаю, что в любовных играх она совсем не опытна. Что скажет король? После стольких неудачных браков и любовных интрижек, трудно представить, что сейчас нужно Генриху. Но я полностью уверен в одном: простушек король не любит!» – размышлял адмирал, провожая взглядом принцессу, сославшуюся на усталость и изъявившую желание отправиться в свои покои. «Она определенно мила и очень добра, – в тот же вечер в письме, адресованном дочери леди Анне Бассет, поделилась новостями леди Лайл. – Принцесса Анна благородна и весьма хороша собой. Более того, она скромна и хорошо воспитана. Поверь, моя дорогая, прислуживать ей будет очень приятно. Единственный минус принцессы заключается в том, что она слишком наивна и совершенно ничего не понимает в дворцовых интригах. Молю Бога, чтобы у нее хватило ума не вмешиваться ни во что. Иначе беды не оберешься… Я еще совсем не знаю принцессу, но мне почему-то уже жаль девочку. О моя дорогая, тебе же известно мое чутье. Леди Джейн может подтвердить, что я не раз предсказывала события… Помнишь, я заклинала ее, умоляя, чтобы она не отпускала мужа на охоту? Так вот, он тогда упал с лошади и сильно повредил колено. После этой поездки граф лежал в постели больше месяца. Он и посейчас хромает… О чем это я? Ах, да… Так вот: мое чутье подсказывает, что немало горя и бед падет на голову этой бедной немецкой принцессы из-за ее неопытности и неосведомленности. Помяни мое слово…»

Встреча короля с будущей женой, вопреки ожиданиям самого Генриха, состоялась только через месяц. Случилось то, чего больше всего опасался адмирал: шквалистый холодный ветер, сопровождаемый проливными дождями, усилил волнение на море, поэтому нечего было и думать продолжать путешествие в Англию. Так или иначе, но принцессе пришлось почти две недели провести в Кале, чем она и воспользовалась, чтобы немного подучить язык и научиться играть в карты. Леди Лайл вызвалась ввести ее в курс дворцовых дел, чему Анна была весьма рада. За короткое время, благодаря дружелюбному характеру и открытости, девушка сумела расположить к себе большую часть придворных. Они, конечно, подшучивали над ней, а иногда и злословили о наивности принцессы и незнании ею этикета, но стоило только Анне войти в залу и улыбнуться, как даже самые злостные сплетники королевства смолкали, ибо добродушная и искренняя улыбка обезоруживала и их…

…Итак, отъезд откладывался на неопределенное время. Генрих негодовал, сгорая от нетерпения и любопытства, но ничего не мог изменить. Приходилось ждать более благоприятных условий для продолжения пути. Только 27 декабря 1539 года погода позволила Анне и ее свите (причем ее соотечественникам, по распоряжению короля, было запрещено далее следовать за госпожой) отплыть в сторону Англии, где будущую королеву должен был встретить герцог Саффолк с супругой. Оставшись совсем одна среди чужих людей (Анне не разрешили взять с собой даже служанку), девушка вначале впала в уныние. Чувство одиночества разом поработило ее волю. Она смотрела на удалявшуюся за кормой землю, и слезы текли по ее бледному личику, так как она предчувствовала, что уже никогда не увидит родины. Лежа в постели, она долго не могла заснуть, перебирая в памяти все события своей жизни. «Если нельзя изменить мир, попытайтесь измениться сами, госпожа, – напутствовал ее граф Берг в последние минуты перед отплытием. – И если вы не в состоянии изменить судьбу, найдите в ней нечто положительное и наслаждайтесь тем, что послал вам Господь». Это были последние слова умудренного жизненным опытом советника, которые она услышала, уже стоя на корме флагманского корабля. И принцесса до конца своих дней запомнила этот день, ибо в тот момент она навсегда и окончательно распрощалась со своей прошлой жизнью и родной Германией. Проснувшись на следующее утро, принцесса Анна твердо решила, что будет неукоснительно следовать советам графа, даже если придется переступать через себя…

Плавание по неспокойному морю заняло три дня. Все это время Анна, обладавшая отменным здоровьем и спокойно переносившая тяготы морского путешествия, провела в полном одиночестве, если не считать тех редких минут, когда адмирал Саутгемптон навещал принцессу. Ни леди Лайл, которую всю дорогу мучила мигрень, ни другие спутники не удостаивали Анну своим вниманием. Впрочем, принцесса, с трудом преодолевавшая застенчивость и к тому же плохо знавшая язык (теперь она осталась без графа Берга, служившего ей переводчиком), и сама не стремилась к тесному общению. Ей нужно было время, чтобы внутренне собраться и быть готовой приспособиться к другой жизни, к новому статусу, к обычаям и порядкам незнакомой доселе страны. Все вокруг разительно отличалось от того, к чему она привыкла с детства.

Впоследствии Анне, обладавшей острым умом и выдержанным характером, удастся снискать расположение почти всего двора. И, узнав об уготованной ей участи, многие даже будут сочувствовать несчастной королеве. Но никто и никогда даже не догадывался, чего стоило принцессе, а потом и королеве, просто выжить и не пропасть в тех обстоятельствах, что со всей неумолимостью судьбы уже вплотную приблизились к девушке…

– Когда же моя невеста будет в Лондоне? – раздраженным голосом спросил Кромвеля Генрих. – Я сгораю от любопытства и желания прижать мое сокровище к груди.

– Герцог Саффолк прислал донесение, из которого следует, что принцесса останется еще на несколько дней в Рочестере. Дороги так размыло ливнями, прошедшими в последние дни, что они стали непригодными для езды в карете.

– Непригодными для езды в карете… – отрешенно проговорил король и замолчал, погрузившись в раздумья. После минутной паузы на его одутловатом лице появилось озорное выражение, а в глазах запрыгали чертенята. Эти искорки не предвещали ничего хорошего. – Где не смогут проехать кареты, там без труда проскачут верховые лошади… Прикажите оседлать моего коня, господин Кромвель.

– Но, Ваше Величество, боюсь, что ваш лекарь не позволит вам совершить столь трудное (учитывая ваше нынешнее состояние) путешествие.

– К черту лекаря, к черту ваши предостережения, Томас, – взорвался Генрих, не любивший, когда ему возражали. – Я хочу поскорее увидеть мою будущую женушку. Хочу вдохнуть аромат ее чудесного тела, поцеловать в алые уста, взглянуть в те томные глаза, которые снятся мне уже не одну ночь. Время тянется слишком медленно, и я не намерен более ждать, господин Кромвель. Коня, и немедленно!