Мы - драконы - Тала Тоцка

Ивейна сгорала от стыда и думала, что сказал бы отец, если бы увидел ее, подслушивающую в его доме разговор двух наследных принцев. Да ничего не сказал бы, сразу бы умер. Она помнила, что здесь плохо держится один из кирпичей, быстро нашла его и достала из ниши. Голоса сразу зазвучали четче.

— Я был против, я уже говорил тебе Дастиан! — звучал голос Эйнара. — Но что я мог сделать, если отец насел на меня. Это всего лишь обряд, я Ивейну никогда не назову невестой, я даже избранной ее называть не собираюсь

— Зачем ты тогда морочил ей голову, Эйнар, — кажется, его высочество не на шутку разозлился, — она приняла все за чистую монету, разве ты не видел, как светились ее глаза?

— Что за глупости, друг мой, это же Ив! — в голосе Эйнара сквозила уверенность. — Неужто ты не видишь, как она некрасива? Да она сама знает, что ее никто никогда в невесты не выберет! Почему же тогда сайраном должен остаться я?

Ивейна поднялась на трясущихся ногах, медленно поставила кирпич на место и, держась обеими руками за лестницу, началась спускаться вниз.

Скрипнула половица, Ивейна скоренько вытерла глаза и затаилась. Пусть матушка думает, что она спит, а то стоит ей увидеть красные как зубчатый хмель глаза дочери, тут же обо всем догадается. Глазастая у нее матушка и догадливая.

Тона подошла к лежащей на кровати Ив, села на край и положила ей на плечо теплую руку.

— Тебя позвали на обряд в королевский дворец, Иви?

— Я не поеду, матушка, — прошептала Ивейна, тут же позабыв, что собиралась притвориться спящей.

— Ты не можешь отказать наследнику, дочка, — начала было Тона, но тут же осеклась, увидев горящий взгляд Ивейны, вскочившей с постели.

— Он не звал меня, матушка! Его король заставил! Он сказал, что не собирается меня даже избранной называть, зачем мне тогда проходить обряд там, в Леарне?

Тона с тревогой вглядывалась в заплаканное лицо дочери.

— Но почему ты так думаешь, доченька?

— Он так сказал, — Ивейна сжала кулачки и закрыла глаза, — потому что я некрасивая. Я сама слышала… Подслушала… — и в слезах бросилась ей на грудь.

— Бедная, бедная моя девочка, — прошептала Тона, — да ты никак влюбилась в нашего Эйнара?

Утробный стон, сопроводившийся захлебывающимся плачем, подтвердил ее слова. Тона растерянно гладила рыдающую Ивейну и сердце ее сжималось от жалости к своей маленькой девочке. Она еще немного поборолась с собой, а затем оторвала от себя дочь, встала решительно, одернула юбку и повернулась к Ив.

— Пойдем со мной, девонька, я должна тебе кое-что показать.

Это вышло так неожиданно, что Ивейна перестала рыдать и, лишь всхлипывая время от времени, послушно последовала за матерью. Они спустились с мансарды вниз, прошли через комнату и оказались перед небольшой дверью, которая вела в чулан.

— Иви, — Тона вдруг разволновалась, ее глаза подернула поволока, — я хочу, чтобы ты знала, ты всегда останешься моей любимой маленькой девочкой.

— Что вы такое говорите, матушка, — испугалась Ивейна и схватила ее за руку, — конечно, я и не собиралась вас оставлять.

Но Тона будто не слышала ее, открыла дверь, пропустила Ивейну внутрь и направилась в самый дальний угол. Там она долго рылась, перекладывала ненужный хлам и наконец поставила перед Ивейной небольшую корзину с привязанными к ней лентами. В корзине лежала сложенная сорочка и обычный серый камень, небольшой, размером с крупную ягоду еленики, нанизанный на обычную серую веревку.

— А теперь слушай меня, Иви, слушай и не перебивай, — Тона вздохнула и погладила рукой сорочку в корзине, — не дочка ты нам с Абидалом. Рано тебе я правду открываю, Аб был бы недоволен, да нет сил больше смотреть, как мое дитя мучается.

…Матушка давно перестала говорить, а Ивейна сидела как оглушенная. Она бы скорее уверилась в том, что Тона все это придумала, чтобы ее утешить, но матушка сидела очень прямо, выпрямив спину и смотрела на Ивейну с таким тревожным ожиданием, что у нее зашлось в груди.

— Но как же, — прошептала она наконец, когда голос стал хоть немного ее слушаться, — как же так. Я ведь так похожа на отца…

Тона достала из корзины камень и протянула Ивейне.

— Это амулет, заговоренный на морок. Когда я сняла его с тебя, амулет уснул, а морок остался. Ты не такая, какой мы все тебя видим, Иви, я не знаю, какая бы ты была, но у той девочки, которую принес Аб, были светлые волосики и синие-синие глаза. Точь-в-точь как небо весной.

— Разве так бывает? — неверяще шептала Ив, сжимая в руке камень. Она подняла голову и посмотрела на Тону. — А где одежда, в которую я была одета? Может, там есть какие-то вензели или шитье? По ним можно было бы понять, с какой стороны принесла корзину река.

— Ты была завернута в эту сорочку, мужскую сорочку, Ивейна, — Тона достала сорочку и расстелила на коленях, — она могла принадлежать кому угодно, здесь нет никакого шитья.

— Матушка, я поняла, — Ив подняла на мать сияющие глаза, — вы все это придумали! Чтобы я считала себя заколдованной красавицей, ведь правда же?

Но Тона не смотрела на нее.

— Орланы… Аб не находил их возле речки, Иви, они прилетели с тобой. Они охраняли тебя, баюкали и носили тебе в клюве рассветную росу. А я всю голову сломала, почему ты так мало ешь, пока не подглядела. Они не простые птицы, девонька…

— Значит, меня нарочно хотели спрятать?

Тона покачала головой и сложила сорочку в корзину.

— Ты сама себя спрятала, Ивейна, — она взяла камень из рук девушки, — этот амулет заговорен на илламе. Когда мы с тебя его сняли, ты приняла облик первого человека, которого увидела — Абидала. Если бы тебя подобрал кто-то другой, ты вобрала бы в себя его лицо. Тебе просто не повезло, что мой муж был не очень красивым, деточка. Теперь амулет спит, а как его разбудить, не известно.

— Откуда вы это все знаете? — Ивейна как завороженная смотрела на серый дорожный камень.

— Я носила его к Эзаре…

— К Эзаре? — в ужасе воскликнула Иви. — Как вы могли пойти к этой ведьме? Она же берет плату жизнью!

— Она была щедра, взяла всего десять лет, по-соседски, — качнула головой Тона, — мы сложились с Абидалом, пять моих, пять его. Эзара и рассказала мне, как вышло, что ты одно лицо с моим мужем. Но на остальное ее силы не хватило. Я должна была молчать до твоего совершеннолетия, но сейчас, когда я узнала, что ты будешь проходить обряд в Леарне в королевском дворце, решилась.

Ивейна молча смотрела на женщину, которая, не колеблясь, отдала пять лет своей жизни, чтобы узнать о ней правду и ее маленькое сердечко ныло от жалости и благодарности к эти двум приютившим ее людям.

— Все дело в твоей илламе, девочка, — Тона продолжала говорить, поглаживая камень, — ты же знаешь, мне не дано ее чувствовать, я не девин, но зато я могу ее видеть. Иногда я вижу искорки, иногда она мне видится просто светлыми пятнами. Твоя же иллама — это как очаг внутри тебя, Ив. Я такого еще не встречала. Твоя иллама сильна, думаешь, я не замечала, скольких людей она исцелила? Там где травы оказывались бессильны, ты ставила на ноги самых безнадежных больных.