Хроника чувств - Александр Клюге

Коробки с пленками в гараже, снабженные аккуратными надписями, были обнаружены советскими офицерами, а потом о них забыли. Грузинский полковник, знавший французский язык, передал их подполковнику-татарину, умевшему читать по-немецки (правда, об этом знали только его самые верные друзья, полковнику он об этом не сказал). Подполковник переправил непроявленные пленки в Сочи, где находилась его часть, и эти материалы несколько десятилетий пролежали в подвале городского музея.

В 1991 году, после распада империи, молодой композитор, называвший себя доверенным лицом Луиджи Ноно в России, обнаружил пленки. Он воспользовался подсказкой крымского музыкального журнала, выходившего в интернете. Не видя сам материал и даже не зная толком места, где он находился, молодой человек переправил его на киностудию в Венгрию, где пленки проявили. Позитивы доставили в Венецию. Предполагалось, что звуковая дорожка будет представлена публике к десятилетию со дня смерти Луиджи Ноно в венецианском соборе.

Однако ассистентка монтажера Жана-Люка Годара, услышавшая об этой истории, настояла на том, чтобы ей позволили доставить пленки в Париж, в лаборатории студии «Синетип». Фильм — три тысячи метров кинопленки, со звуком — был показан группе сотрудников журналов «Cahiers du cinéma» и «Cinémathèque»[8].

Впечатление от показа было (после того как пленки пролежали полвека) «чарующим» («enchantant»), как написал в «Cahiers du cinéma» Жерар Шлезинжер.

35-миллиметровая пленка прошла сначала засветку, а затем была проявлена как негатив, после чего незасвеченные негативы еще раз были проявлены в лаборатории, так что были получены более мягкие очертания и естественные цвета. Часть пленки была покрыта царапинами и из-за этого приобрела — вопреки утверждениям Вальтера Беньямина — уникальный характер. Звукозапись, по свидетельству Шлезинжера, обнаруживает «жутковатую прелесть» или «нечто вроде силы характера». По его мнению, Рихарда Вагнера следует всегда «фрагментировать» подобным образом. Документальная звукозапись сохранила шум кинокамеры и разрывы бомб. Эта непосредственность, «включенность в события», ритмизирует музыку Вагнера и превращает ее из фразы девятнадцатого века в ДОСТОЯНИЕ двадцатого века, писал критик.

На некоторых кадрах можно увидеть камеру и звуковую аппаратуру. «Слова суфлерши звучат ясно, как в звуковых фильмах студии УФА. То есть высокие голоса в звуковых фильмах того времени объясняются, по-видимому, не только техникой речи актеров, но и особенностями звукозаписи».

По мнению Шлезинжера, было бы ошибкой пытаться объединить все звуковые фрагменты. В результате получилось бы — в отличие от самих записей — ПЛОХОЕ СВОДНОЕ ЗВУЧАНИЕ. Сведение звуковых частей показало бы лишь намерение тех, кто делал запись, а не то, что они совершили: главное, писал Шлезинжер, гениальная находка, а именно — КРАСОТА ФРАГМЕНТОВ.

Благодаря вмешательству «Cahiers du cinéma» три тысячи метров пленки и дополнительные звукозаписи демонстрировались как 102 отдельных фрагмента. Каждому изображению соответствовала только одна звуковая дорожка. Если для звукозаписи не было кинокадров, звучала только музыка. По предложению «Cahiers du cinéma» представитель Ноно включил получившееся произведение в список его трудов. Удавшимся произведением искусства является не то, что отдельный человек сочиняет и записывает в партитурах, а те музыкальные сокровища, которые он находит и сохраняет. Да, обретение такого сокровища — искусство своего рода. Я бы не смог вообразить себе голос, записанный с телефона, да еще звучащий с такой выразительностью, сказал представитель Ноно. Речь идет об уникальном визуально-звуковом произведении искусства двадцатого века. «Счастье раз в жизни найти подобное сокровище — вот подлинное достояние».

Поцелуй в обе щеки со времен предательства Христа — дело подозрительное; подозрений добавил и братский социалистический поцелуй, после того как за поцелуями последовали предательство и распад империи.

Хайнера Мюллера убивали — еще до того, как его убил рак, — поцелуями в его (плохо выбритую, худую, уже ввалившуюся) щеку. Собранная в предрождественской суете масса вирусов передается прикосновением к коже щеки. Сквозняк, театральная атмосфера несли семена смерти в направлении рта драматурга, к жадно дышавшим ноздрям. Было это после не слишком удачной премьеры «ФИЛОКТЕТА», поставленного Томасом Хайзе, в один из вечеров между Рождеством и новогодней ночью 1995 года.

Соратники высадили ФИЛОКТЕТА на острове. Считали, что он не жилец. Что он так плох, что везти его не имело смысла. Потерять товарищей, с которыми когда-то, полный надежд, он отправлялся в поход, и остаться одним, отрезанным от мира — вот высочайшая степень трагизма для Софокла, в том что касается отдельного героя, а не судеб городов, гибели народов и целых семейств.

Судьба ФИЛОКТЕТА, разбитая на обмены репликами, звучащая в монологах и паузах, не тронула друзей из района Пренцлауэр Берг. Мюллеру вовсе не казалось, что друзья покинули его (кто его постепенно оставил, так это враги, доносчики устали его чернить, поскольку он совершенно явно отвечал на все обвинения тем, что продолжал писать, и писать больше, чем прежде, подгоняемый безнадежной болезнью и болями). Бесполезная драма. Разбазаривание времени жизни ради зрителей? Ради главного режиссера? Это зависит от того, что называть разбазариванием.

В эти дни Мюллер на некоторое время оставался без защиты. У него не было сил отказаться от беседы или оборвать ее. Нештатный корреспондент газеты «Берлинер цайтунг», которая в те дни становилась основной газетой города, привлекая во множестве таких молодых людей и рассылая их по всем направлениям, оказался рядом с голодающим Хайнером Мюллером, вытащил из сумки диктофон и начал его выспрашивать:

Корреспондент: Господин Мюллер, вы, разумеется, не могли не заметить, что аплодисменты после спектакля, кончившегося далеко за полночь, были жидковаты.

(Мюллер не отвечает.)

Корреспондент: Вы ничего не хотите по этому поводу сказать?

Мюллер: Нет.

Корреспондент: Однако такой вечер должен был разочаровать вас как директора театра.

Мюллер (хрипло): С чего вы, собственно, взяли, что театр должен быть интересным?

Корреспондент: Ведь на него расходуются бюджетные деньги.

Мюллер: То есть от скупости финансирующих органов? Скупость плохой советчик.

Корреспондент: Какой советчик был бы лучше? Не могли бы вы пояснить это на примере ФИЛОКТЕТА?