Шпионка в Академии - Ядвига Стелецкая

Почтовый дилижанс ехал медленно, в окне за занавесками проплывали ровные белые домики, аккуратные, словно игрушечные, похожие на жемчужинки в сером утреннем мареве. «Я успеваю», думала Анаис, и это ее успокаивало.

Когда карета выехала из города и свернула с выложенного брусчаткой проспекта на тракт, девушек легонько тряхнуло. Анаис этого почти и не заметила, а вот Маришка вздохнула тяжело, и из ее носа закапала вязкая, почти черная кровь.

— Простите, — едва слышно пробормотала она, прикрываясь ладонью и отворачивая лицо, словно желая уберечь благородную даму от неприятного зрелища. Анаис схватилась за саквояж, зашуршала свернутыми документами и письмами и спешно вытащила мятый, но чистый носовой платок.

— Возьмите, — участливо улыбнулась она. Эмиссар недоверчиво скосила на нее взгляд, но платок цапнула, судорожно прижала к лицу, словно стыдясь недомогания.

— Так тяжело дается передача посланий?

Маришка недоверчиво смотрела на нее из-под прикрытых ресниц, ответила неохотно:

— Словно камень на голове несу, и он давит, давит, так, что думать тяжело. А заберут послание — так голова пустая будет, будто чужие слова все мои мысли вытеснили, ни одной не осталось.

Маришка поежилась, и совсем тихо пожаловалась:

— С каждым разом все труднее чужие мысли передавать. Свой разум слабеет. Скоро не смогу служить эмиссаром.

— Что ж тогда на менталиста не выучишься?

Эмиссар горько усмехнулась.

— Мой дар слишком мелкий, чтоб брить мне виски. Зачем спустя десяток лет получить неумелого и слабого менталиста, если можно получить надежного эмиссара уже сейчас? Такие, как я, всегда нужны: и послание передадим, и в суть его не проникнем… Мечта, а не посланники! — На восковом лице Маришки впервые мелькнула живая эмоция, горькая и тоскливая, — Жаль только, живем мало, изнашиваемся быстро.

Анаис смотрела на нее, едва сдерживая ужас. Труд у швей на мануфактуре тоже был далеко не сахар, и оплачивался не сказать чтобы хорошо, и сил требовал, и здоровья, но из них мало кто умирал настолько молодыми. И уж тем более Анаис не встречала еще ни одной швеи, с таким равнодушным смирением говорящей о своей скорой гибели.

Маришка вздохнула, завозилась, усаживаясь удобнее и стирая с лица остановившуюся кровь.

— Спасибо, госпожа. Я тронута вашим участием к судьбе рядового эмиссара, но прошу, не стоит жалеть меня. Нас не могут заставить, ни в первый раз, ни в последующий. Каждый раз мы сознательно соглашаемся приблизить собственное безумие еще на шаг. Но этот шаг достойно оплачивается.

Анаис кивнула. Она уже успела обуздать свои эмоции и напомнить себе, что магия никогда не была ремеслом легким и романтичным.

Виски начало покалывать и давить, когда они уже подъезжали к Академии, и дорога снова стала ровной, присыпанной мелким белым песком. Вдоль нее тянулись к небу тонкие сосны с янтарной, почти красноватой корой. Солнце медленно взбиралось на небосвод, день обещал быть свежим и безоблачным.

Только вот голова болела все сильнее, словно что-то изнутри давило, распирало, слишком крупное, чтоб разум Анаис мог это вместить. Не так ли чувствуют себя эмиссары, успела подумать девушка, прежде чем в глазах потемнело.

Зрение прояснилось, когда она уже стояла на подъездной дорожке, а дилижанс шуршал колесами за спиной, разворачиваясь в сторону города. Анаис поддерживала под локоть Маришку, улыбалась спокойно и уверенно.

— Я провожу вас, — услышала она со стороны свой голос. — Вы слишком слабы.

«Снова Виктор!» На этот раз мысль вызывала не облегчение, а раздражение, внутри начала закипать жгучая злоба, приправленная обидой, колючей и цепкой, как репейник. И пока девушки неторопливо шли к Академии, Анаис внутри бесилась от собственного бессилия. Ясно теперь, что и головная боль — тоже следствие вмешательства Виктора! Странно, правда, что ночью не было так больно и гадко, но может, потому что тогда девушка была ужасно испугана и устала и не цеплялась за свое сознание с такой силой?

Утренняя Академия была тиха и пустынна. Анаис шла и внимательно запоминала коридоры и повороты, соотносила их с планом, который намертво отпечатался в ее памяти. Направо, наверх, крытый переход, сквозь зеленоватое стекло падают косые лучи слабого весеннего солнца, затем длинный коридор, снова наверх… Сомнений не оставалось, долгий и утомительный переход из корпуса в корпус вел к кабинету ректора.

Маришка с каждым шагом все сильнее и сильнее висла на руке Анаис, прижимала окровавленный носовой платок к лицу. Шаги ее становились тяжелыми, медленными, механическими, словно не человечья воля вела ее, а неведомая магия подчинила себе, влекла, словно куклу, чтоб, наконец, выполнить порученную миссию, исторгнуть из разума чужие слова.

Анаис волей-неволей подстраивалась под ее шаг, хотя снова начала болеть голова. Кажется, Виктор больше не управлял ею, она не ощущала ни его мыслей, ни молчаливого надежного присутствия. «Мог бы подсказать, что Маришку надо проводить! — негодовала Анаис, удерживая на лице тревожное, озабоченное выражение, — Разве бы я отказалась?! Что за привычка мерзкая, тело отобрать и начать распоряжаться им!»

Голова болела все сильнее и сильнее, перед глазами замелькали темные точки, а в ушах зазвенело. Кажется, в последний раз ей было так гадко, когда отравилась собственным зельем во время учебы. Долгая мигрень послужила лучшим учителем, и Анаис с тех пор внимательно отмеряла ингредиенты, если что-то готовила, да результаты своих экспериментов испытывала сначала на подопытных грызунах, и только потом на себе. Но сейчас мигрень не была похожа ни на обычную головную боль, ни на вызванную алхимическими составами. Чья-то сила то сжимала виски ледяными когтями, то опаляла горячим дыханием, то рвалась прочь, пытаясь до кого-то дотянуться, то ворочалась внутри, вызывая тошноту.

«Скоро и у меня носом кровь хлынет», — мрачно думала Анаис, чувствуя, как все слабее и слабее становится Маришка. И, как небесные дьяволы подгадили, никого на встречу!

Мир дрожал и раздваивался, девушке казалось, что по стенам змеятся тонкие голубоватые линии, словно артерии огромного организма, или, вернее, его нервы. А стоило ей перевести взгляд на Маришку, как она увидела за ее неподвижным лицом пульсацию синего шара, небольшого, едва ли с полкулака размером. Он переливался оттенками лазурного и ультрамаринового, заглушая своим светом слабое мерцание разума эмиссара.

Несколько секунд Анаис любовалась волшебным мерцанием, а потом ее прошиб озноб от осознания того, что она видит. Ментальное послание, вот это что! Чужие слова, которые выматывают Маришку, высасывают ее силы, истачивают до полупрозрачности и восковой бледности! Так вот почему Виктор молчит и даже не пытается контролировать тело Анаис! Она и так идет, куда ему надо, а он пока может сосредоточиться на магии, через ее разум, как через линзу, взломать чужую магию, вырвать чужое послание, и плевать ему и на боль Анаис, и на самочувствие Маришки, и на то, что она может его вмешательство просто не пережить…