Числа. Бесконечность - Рейчел Уорд

Она была совсем молоденькая, но просто нереально крутая. Папы у меня не было, только мама. Мы жили на побережье. Мы гуляли вдоль моря, шлепая по песку, проходили много миль. Я гонял чаек. Мне покупали мороженое, меня катали на ослике.

Джем Марш. Вот как ее звали.

А я — ее сын. Адам.

Я — Адам.

Отсюда и числа. Она тоже видела их в детстве. Она понимала меня, пыталась помочь мне даже после смерти. Горе как будто ударяет меня под дых, когда я понимаю, что она мертва. У меня ее нет. Я только что вспомнил ее, а она снова умерла. Мама мертва.

«Никому не говори». Она никогда не произносила эти слова вслух. Она написала их в письме, которое я прочел уже после того, как она умерла. Я помню каждое слово из того письма, я помню, кто вручил его мне.

Бабуля.

Ее я тоже вижу. Примостилась за столом на кухне своего безобразного домишки в Западном Лондоне. Блестящие волосы, выкрашенные в нелепый фиолетовый цвет. «Моя гордость и краса», — повторяла она. Сперва она пугала меня: я думал, хуже нее никого на свете нет. Но я любил ее. Вдыхаю запах ее сигареты, и нос начинает чесаться.

— Я буду последней курильщицей в Англии, — как-то сказала она, вредничая и гордясь собой.

Дым переносит меня в другое место…

Я сижу у костра в лесу. Вокруг меня друзья, я обнимаю девушку. Видимо, это моя подруга, раз я так себя с ней веду. Она сидит ко мне спиной, а я обхватываю ее за талию и утыкаюсь подбородком в ее макушку. Я целую ее волосы, она поворачивается ко мне лицом, и я вижу ее голубые- голубые глаза. Боже мой, в этих глазах можно утонуть. Число у нее красивое, оно не переполнено печалью и ужасом, как числа большинства людей. От взгляда на это число я успокаиваюсь. Оно как будто омывает меня волной тепла и любви.

Эта девушка. Моя девушка. Как ее зовут? Мы все еще вместе? Где она?

— Пора делать укол.

Они снова тут. Два человека в белых халатах.

«Нет! Не сейчас. Подождите!»

Пытаюсь вырваться, но численное превосходство на их стороне. Их двое, один держит, другой делает укол.

— Держишь?

— Да. Только давай быстрей.

Не хочу укол. Хочу бодрствовать, вспоминать и запоминать… Мама, бабуля, моя девушка…

Где я? Что со мной происходит?

Я не вижу ее. Я потеряла ее. Она исчезла.

Я потеряла Мию в этом холодном и безлюдном месте. Я зову ее, пока не хрипну. Деревья и камни заглушают мой голос, туман поглощает его остатки.

— Мия! Мия!

Как я допустила, чтобы она пропала? Я отвела взгляд всего на секунду, и она ушла. Под ногами хрустит гравий, я схожу с тропы и начинаю бегать от могилы к могиле. В какой-то миг боль останавливает меня, приходится уцепиться за надгробие, закрыть глаза и попытаться перевести дух.

Когда я открою глаза, она будет здесь. Она улыбнется, протянет ко мне ручки, и мы крепко обнимемся.

Открываю глаза. Ее нет.

— Мама! Ма-а-а-ма-а-а!

Мия трясет меня за плечо.

— Что? Что такое?

— Мама кричит.

— Я? Я тебя разбудила?

Вокруг темно, хоть глаз коли. Я не знаю, где мы, сколько сейчас времени. Я не чувствую запаха плесени в нашей палатке, ветер не дует. Воздух неподвижен. Но Мия здесь. И сейчас это кажется мне крайне, чрезвычайно важным. Я уже не помню, что было дальше во сне, но звук ее голоса, прикосновение ее ручек к моему плечу почему-то дарят мне облегчение. Точно небеса услышали мои молитвы.

Я обнимаю ее, и она тесно прижимается ко мне. Мои глаза понемногу привыкают к темноте. Вон там — дверь. Над и под ней — полосы света. Еще решетчатый прямоугольник. Вспомнила.

Мы заперты в комнате, в одиночной камере.

Мия и я.

А как же Адам? Где он? Была авария. Его подбросило в воздух, потом он ударился о землю. Савл сказал, что его везут сюда. Привезли ли? Как он? Жив ли вообще?

Хотя Мия и прижимается ко мне уютным теплым клубочком, я чувствую себя одиноко. Без Адама все не так.

— Давай спать, Мия, — говорю, зная, что сама засну не скоро. — «Мигалочку» споем?

Я запеваю. Но Мия не подпевает. Более того, она тянется к моему лицу и ладошкой закрывает мне рот. Я умолкаю на полуслове.

— Звезд нет, — говорит она.

— Не хочешь петь «Мигалочку»?

— Звезд нет, — повторяет она, указывая на потолок.

Тут до меня доходит: Мия никогда не спала в закрытом помещении.

— А, вот ты о чем, — говорю. — Да, Мия, нам их не видно, но они по-прежнему светят нам с небес. Они никуда не ушли. Они ждут нас. Когда мы поем, они слышат нас.

Я опять запеваю, и на этот раз Мия вторит мне. Мы поем вместе, пока ее голос не затихает, а дыхание не становится размеренным и глубоким.

Она спит. Я надеюсь, что сон перенес ее в другое место, где ей намного лучше, чем здесь. Я тоже хотела бы уснуть, но не могу. Издалека доносится чей-то крик. Мужской голос. Потом шаги, сначала тихие, но по мере приближения к моей двери все более громкие. Остановились. У меня екает сердце. Приглушенные мужские голоса.

Пытаюсь придумать, что можно использовать в качестве оружия, если они войдут. Ничего.

Различаю отдельные слова их разговора, но смысла все равно не понимаю. Вот кто-то, похоже, сказал что-то веселое. Два низких голоса дружно смеются. Над кем они смеются? Надо мной? Над нами?

Снова шаги. Тише, тише. Все, ушли. Но, судя по звуку, ушел один человек, а голосов было два. Неужели кто-то все еще здесь?

Ручка Мии лежит у меня на плече. Я осторожно поднимаю ее и перекладываю ей на живот, вылезаю из-под одеяла и на цыпочках крадусь к двери.

Заглядываю в щель в ставне. Душа уходит в пятки.

В нескольких сантиметрах от моего лица — чей-то глаз. Смотрит на меня.

— Кто вы? — шепчу.

Я боюсь получить ответ, боюсь не получить его. Я снова в отчем доме. За дверью стоит мужчина, и я в ловушке.

Мой отец мертв, но тревога никуда не делась. Затаилась и ждет.

Ждет минут вроде этой. Я не дышу.

Глаз моргает один раз, другой и отодвигается.

— Вы молодчина, Адам. Для человека, попавшего в такой переплет, как вы вчера, мозг работает просто отлично.

Говорит тот тип со сдавленным лицом. Ньюсам. Задает вопросы, проводит новые обследования. А рядом с ним молча сидит Седой, у которого шрам и мерцающее число. Каждый раз, когда я смотрю на него, жестокость его числа поражает меня. Оно одновременно отталкивает и притягивает. В нем есть что-то, но я не понимаю, что именно. Пока не понимаю.