Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга 2 - Андрей Лазарчук

И там, в тенях, заржали кони и захлопали луки, и кто-то завизжал и завыл, а потом всё покрыл рёв: "Ааррраааа!!!" И свист, и улюлюканье, и железные лязги.

С криком "Арра!" ходили в бой степняки…

Вот только что не было, а вот уже есть – вылетели из тумана шесть всадников, только шесть! – откинувшись, почти лёжа на крупах коней, посылая стрелы назад… нет, не шесть, больше, вот ещё и вот, молодцы, все живы, все!.. нет, медленно валится кто-то, нога в стремени…

Отскочили, развернулись, снова строй, снова стрелы – а из тумана теперь уже настоящие всадники, чёрные плащи, чёрные флажки на копьях, чёрные шлемы на пол-лица, нагрудники, как белые совиные черепа, – "Ночные крылья", особый корпус, назначенный не столько для боёв, сколько для рейдов по тылам и жутких карательных дел. Наряду с живыми в нём служили и мертвецы.

А вот эти уже не будут служить ни живыми, ни мёртвыми: трое разом покатились под ноги коням… И ещё один встал в стременах, изогнулся дугой и лёг на круп.

Бродиславы отскочили ещё на полсотни шагов и вновь развернулись для стрельбы.

Ага! "Ночные крылья" подались назад, кони затанцевали. Кони были на подбор: вороные с белыми пятнами на груди. Чёрные всадники вынимали свои луки. Справа, отделившись от остальных, два примерно десятка их мчались по широкой дуге, чтобы отрезать бродиславов от моста.

Сейчас, понял Алексей. Не тянуть.

Со стороны основного ядра "Ночных" полетели стрелы, и сразу кто-то упал. Только бы не Азар…

В Азаре чувствовалась какая-то особая надёжность.

Алексей развернул обе пушки, вдавил железные занозы в землю. Сейчас те, кто пытается обойти его воинов, окажутся на линии выстрелов…

Что-то сказал Ярослав, Алексей услышал его, но не понял. На некоторое время он обратился в зрение – примерно так же, как обращался в слух.

Пора.

Длинным факелом он коснулся фитиля одной пушки и тут же другой. Снопы белых искр. Полуоблетевшие тоненькие ивы. Красиво летящие всадники, много всадников. До них – шагов семьдесят… шестьдесят…

Пушки выпалили почти одновременно.

За стеной белого дыма Алексей не видел ничего. Пушки, подпрыгнувшие после выстрелов, грузно и беззвучно опустились на колёса. Они ещё переваливались с боку на бок, когда к ним подскочила обслуга, отваливая в сторону использованные стволы и вставляя свежие. Это заняло полминуты, не более. Менее.

Дым чуть поредел. Белые огоньки пылающего свинца выстлали две дорожки. Где-то впереди бились и кричали кони.

Степняки пятились. Бродиславы спокойно отходили к мосту.

Их было десять.

Алексей развернул одну пушку, кинулся ко второй, но со второй уже управлялся Ярослав. Ага, он же именно это и говорил тогда… Выше, Ярослав, выше. Ещё выше. Вот так.

Зажигай.

И – не дожидаясь, когда рассеется дым, не перезаряжая, на руках – к упряжкам, быстрей, ребята, быстрей! – телеги со стволами уже несутся вскачь, – за ними, за ними…

Оглянулся. Не увидел ничего. Туман, дым и огоньки в тумане и дыму.

Конные – свои – догнали, и Азар приставил ладонь вертикально ко лбу: знак замечательной оценки…

Алексей ответил тем же.

Но всё ещё только начиналось…

Мелиора. Болотье. Деревня Хотиба, вотчина Афанасия Виолета

– …так что вот: не будет нам здесь передыха, – закончил Афанасий.

Выслушали мрачно. Он понимал: ждали этого отдыха, как… как… – он не нашёл сравнения.

Сам ждал. И вот…

– Говори, потаинник, – обернулся к Конраду.

На Конрада было страшно смотреть. На всех было страшно смотреть.

– Нам должно продолжать путь, – сказал тот, глядя поверх лиц. – Нам осталось чуть более ста вёрст.

– В какую хоть сторону, можешь теперь сказать? – не выдержал Павел.

– Вдоль реки до моря, – с тем же отстранённым выражением проговорил Конрад.

– Это же Солёная Кама… – растерялся Афанасий. – Но ведь там…

– Это Солёная Кама, – повторил Конрад. – Через неё мы выйдем в море.

– Невозмо… – начал Афанасий, но почувствовал, что кто-то плотно наступил ему на ногу. Тогда он всё понял. Или показалось, что понял. – Хотя… после дождей…

– Нужны лодки, – сказал Конрад. – И, наверное, проводник из местных.

– Местные боятся Камы, как огня, – сказал Афанасий. – Поведу сам.

Конрад медленно наклонил голову, хотел что-то сказать – и тут встал Желан.

– Братья, – изумлённо прохрипел он. – Это что же? Наши ушли биться – а мы, значит… на лодках, да?

– Да, слав, – Конрад тоже встал. – Именно так.

– Их двадцать, – сказал Желан. – Нас двенадцать. Больше половины. К двоим – третий… это много.

– Мы всё равно не успеем, – сказал Конрад. – Я не понимаю даже, на что рассчитывал их старший…

– Если то, что говорил кузнец, правда… – начал Афанасий, но Конрад вдруг остановил его резким жестом.

– Я могу предположить только одну причину такого безумия, – сказал он. – Отвлечение на себя.

– От чего?

– Вот именно… Так. Кого, говоришь, они оставили в деревне?

– Шестерых. Четверо раненых… двое совсем безногие, двое лежат в жару… ещё один просто больной, кашляет, но вроде бы поправляется. Ну, и девчушка.

– Что за девчушка?

– Не знаю, не спрашивал. Староста её приютил. Больная тоже. Тоже вроде бы поправляется.

– Ты её видел?

– Ну, видел. Молоденькая, худая… худее нас.

– Веди, показывай.

– Ты что думаешь, потаинник…

– Потом. Всё потом… – и, когда отошли достаточно далеко от колодца, у которого бродиславы расположились на совет: – Я-то думаю, дурак, чьим тут духом пахнет… Пактовий. Это точно Пактовий.

– Какой ещё Пактовий?

– А, ты не знаешь… Сын старика Пактовия. Того, который, если помнишь, мятежника Дедоя укоротил. Так вот, этого, младшего, кесарь государь наш за кесаревной в Кузню послал…

– Про это я слышал. И что?

– В битве на Кипени пропали и кесаревна, и Пактовий. Теперь понимаешь?

Афанасий даже остановился.

– Так ты думаешь – она?..

Конрад Астион кивнул. Глаза его светились. Как в темноте у кота.

Вторую схватку сотворили через версту: степняки ждали засаду у гати, пробирались осторожно – а их приняли чуть дальше, когда они вроде бы успокоились. Два выстрела – и вскачь. До моста, за который Алексей решил зацепиться надолго.

Теперь он не заманивал и не бил исподтишка. Пушки встали, можно сказать, на виду – справа и слева от моста, укрытые, как щитами, наскоро сбитыми плахами настила. Берега речки были достаточно болотистыми, чтобы поиск брода отнял у степняков не один час.