Держава и топор. Царская власть, политический сыск и русское общество в XVIII веке - Евгений Анисимов

В начале 1732 года двор вернулся в Петербург, и вместе с ним Ушаков со своей канцелярией, которая в связи с объявленным «походом» государыни в Петербург получила название «Походная канцелярия тайных розыскных дел». Под канцелярию очистили помещения в Петропавловской крепости. С сентября решено канцелярию «именовать… просто Канцелярией тайных розыскных дел». Создание этой канцелярии стало настоящим триумфом Андрея Ивановича Ушакова. К 1731 году он сумел преодолеть обидный провал в своей карьере, когда в мае 1727 года его втянули в дело Толстого да еще обвинили в недонесении, то есть по статье, которую – ирония судьбы! – Ушаков за свою жизнь в сыске предъявил множеству людей. До этой неудачи карьера Ушакова шла вполне успешно. Он выслужился при расследовании дел участников восстания Булавина в 1707–1708 годах, в мае 1714 года по указу Петра создал свою «маэорскую канцелярию», а с марта 1718 года стал первым заместителем П. А. Толстого в Тайной канцелярии. В отличие от других асессоров – Г. Г. Скорнякова-Писарева и И. И. Бутурлина – Ушаков показал себя настоящим профессионалом сыска. Он много и с усердием работал в застенке и даже ночевал на работе.

Ушаков нередко заменял самого Толстого, который, завершив дело царевича, тяготился обязанностями начальника Тайной канцелярии. Многие сыскные дела он перепоручал Ушакову, который делал все тщательно и толково. К середине 1720‐х годов Ушаков сумел укрепить свои служебные позиции и даже потеснил князя И. Ф. Ромодановского, который был не так опытен и инициативен, а главное – влиятелен при дворе, как его покойный отец. Ушаков стал докладчиком у Екатерины I по делам сыска. Гроза, которая в начале мая 1727 года разразилась над головой Толстого, А. М. Девьера и других, лишь отчасти затронула Ушакова – он не угодил на Соловки или в Сибирь. Его, как армейского генерал-лейтенанта, послали в Ревель.

Во время бурных событий начала 1730 года, когда дворянство сочиняло проекты об ограничении монархии, Ушаков был в тени, но при этом подписывал только те проекты переустройства, которые отстаивали прежнее самодержавие. Позже, когда Анне Ивановне удалось восстановить самодержавную власть, лояльность Ушакова отметили – в 1731 году императрица поручила ему ведать политическим сыском.

Следя за карьерой Ушакова, нельзя не удивляться его поразительной «политической непотопляемости». Вместе с А. П. Волынским Ушаков судил князей Долгоруких, а вскоре по воле Бирона пытал уже Волынского. Потом Ушаков допрашивал самого Бирона, свергнутого Минихом. Еще через несколько месяцев «непотопляемый» Ушаков уличал во лжи на допросах уже Миниха и других своих бывших товарищей, признанных новой императрицей Елизаветой врагами отечества.

Ушаков сумел стать человеком незаменимым, неприступным хранителем высших государственных тайн, стоящим как бы над людскими страстями и борьбой партий. Одновременно он был ловок и, как тогда говорили, «пронырлив», обладал каким-то обаянием, мог найти общий язык с разными людьми.

Тут нельзя не отметить, что между самодержцами (самодержицами) и руководителями политического сыска всегда возникала довольно тесная и очень своеобразная деловая и идейная связь. Между ними не было тайн, они не облекали в эвфемизмы «непристойные слова» и содержание допросов и пыточных речей, неведомых как простым смертным, так и высокопоставленным особам. Как и ее предшественники, Анна Ивановна была неравнодушна к сыску. В. И. Веретенников, детально изучивший историю Тайной канцелярии 1731–1762 годов, пришел к обоснованному выводу, что ни с одним учреждением, «кроме Кабинета, у Анны не было таких тесных отношений, в дела никакого другого учреждения не входила сама императрица так близко, так непосредственно». Появление генерала Ушакова в личных апартаментах императрицы с докладом о делах сыска вошло в обычай с самого начала работы Тайной канцелярии. Ушаков либо докладывал государыне устно по принесенным им выпискам о делах, находящихся в производстве или законченных «исследованием», либо оставлял у нее экстракты дел. На них императрица писала свою резолюцию: «Быть по сему докладу» или – в зависимости от своих пристрастий – меняла предложенный ей проект приговора: «Вместо кнута бить плетьми, а в прочем быть по вашему мнению. Анна». Да и сама императрица давала распоряжения об арестах, обысках, лично допрашивала некоторых колодников, «соизволив… спрашивать перед собой».

Анна Ивановна порой внимательно следила за ходом расследования и интересовалась его деталями. Особенно это заметно в делах «важных», в которые были вовлечены известные люди. 29 ноября 1736 года она открыла и первое заседание Вышнего суда по делу князя Д. М. Голицына, а потом бывала и на других его заседаниях и через А. П. Волынского указывала, как допрашивать Голицына. Когда весной 1740 года пришел черед заниматься делом уже самого Волынского и его конфидентов, Анна сама допрашивала замешанного в деле князя А. А. Черкасского, постоянно получала от следователей отчеты, читала журналы и экстракты допросов, а 21 мая, выслушав очередной доклад, распорядилась начать пытки бывшего кабинет-министра. Недовольная работой следователей, она сама взялась за перо и составила список вопросов для застенка.

В аннинское царствование в системе политического сыска видное место занял Кабинет министров – высший правительственный орган, созданный в 1731 году в помощь императрице. По многим, особенно «неважным» делам Ушаков обращался в Кабинет, где заседали влиятельнейшие сановники – А. И. Остерман, князь А. М. Черкасский, потом П. И. Ягужинский и А. П. Волынский. Из некоторых протоколов Кабинета видно, что Ушаков работал рука об руку с кабинет-министрами и стремился разделить ответственность с министрами по наиболее острым делам, чего последние, естественно, стремились избежать.

Переезд двора в Петербург вынудил перестроить структуру политического сыска. В Москве была оставлена Контора Тайной канцелярии со штатом в 17 человек. Ею ведал «в надлежащей тайности и порядке» главнокомандующий Москвы Семен Андреевич Салтыков, родственник императрицы и один из ее преданных сторонников, помогший ей восстановить самодержавие. Начиная с 1731 года и до конца XVIII века Московский главнокомандующий был руководителем московского отделения сыскного ведомства и подчинялся непосредственно государыне. Контору Тайной канцелярии разместили на старом месте – в Преображенском.

При Анне Ивановне было организовано четыре следственные комиссии – по делу князя А. А. Черкасского (1734), князя Д. М. Голицына (1736), князей Долгоруких (1738) и А. П. Волынского (1740). Позже, в короткое правление Анны Леопольдовны, действовали еще две временные следственные комиссии – по делам Э. И. Бирона и А. П. Бестужева-Рюмина (1740–1741). С приходом к власти Елизаветы Петровны была создана следственная комиссия по делу Остермана, Миниха, Левенвольде и других. Впоследствии были учреждены комиссии по делу Лопухиных (1743), Лестока (1749) и канцлера А. П. Бестужева-Рюмина (1758–1759). Все эти Комиссии создавались по именному указу. Среди членов Комиссии обязательно числился начальник Тайной канцелярии, который, в сущности, и направлял деятельность комиссии, ибо настоящее «исследование» велось в стенах, точнее застенках, Тайной канцелярии. Закончив работу (как правило, весьма непродолжительную), Следственная комиссия на основе допросов подследственных составляла экстракт (иногда «краткий», иногда «обстоятельный») на высочайшее имя государыни и «сентенцию» – приговор, который верховная власть «апробировала», то есть одобряла. Во многих случаях этот приговор был лишь выражением высочайшей воли, что делало заседание таких комиссий формальностью.