Сила его любви - Люси Монро

– Ты все же самостоятельно действуешь в этой ситуации, хотя я и просил обсудить все со мной, – недовольно отметил Дмитрий.

– Я помню твою просьбу, но это моя жизнь и моя работа. Или я должна слушаться тебя безоговорочно только потому, что ты принц?

Дмитрий усмехнулся:

– Ты никогда не испытывала благоговения перед моей семьей.

– Ты – семья моей лучшей подруги. Если бы я благоговела перед тобой, это было бы неловко для Натальи и для меня.

Дженна не позволяла никакой неловкости встать между ней и Натальей.

– Вы двое очень близки.

– И ты думал, что я пойду к ней плакаться, если ты спросишь меня об утечке.

– Ты права, это было глупое предположение, и за это я прошу прощения.

– Ты извиняешься за это, но не за то, что использовал секс против меня?

– Я действительно сказал, что сожалею о том, что причинил тебе боль, – ответил Дмитрий, – я признал, что должен был рассказать тебе о ситуации до того, как мы занялись сексом. Однако я не буду лгать и говорить, что сожалею о том, что у нас был секс.

– По крайней мере, ты честен.

Если бы он был честен в своих мотивах секса, ей бы сейчас не было так больно. Его выбор времени был таким неправильным, и то, что он признал это, не сделало произошедшее лучше.

– Я был честен и прошлой ночью, – сказал Дмитрий, как будто читал ее мысли, – я хотел тебя. Тот факт, что нам пришлось обыскать твою квартиру и твои вещи, на это не повлиял.

– Но если бы ты сказал мне об этом раньше… – Дженна позволила своему голосу затихнуть на вздохе.

Дмитрий знал, что был неправ.

– Возможно, ты была бы так сосредоточена на утечке, что отказалась от секса.

Потрясенная, Дженна посмотрела прямо в его глаза.

– Это настоящее признание.

– Что я хотел тебя так сильно? Что был готов пожертвовать своей честностью, чтобы заполучить тебя? – В его голосе не было радости. – И что я только сейчас это осознаю? Это не самый лучший момент в моей жизни.

Это признание сразу заставило ее почувствовать себя лучше. А для парня, который гордился своей честностью, признать, что он пошел на компромисс, было бы нелегко.

– Я принимаю твои извинения. Но, если ты узнаешь о шпионаже что‑то новое, что будет касаться меня, я должна первая об этом знать.

Дмитрий выглядел так, словно собирался поспорить. Дженна подняла руку, без слов заставляя его замолчать.

– Послушай, Дима, если ты хочешь, чтобы я доверяла тебе, ты должен доверять мне. Я не прошу разглашать государственные тайны, я прошу лишь говорить о том, что касается меня.

– Я действительно доверяю тебе, – он схватил ее руку, а затем поднес ее ко рту, чтобы поцеловать тыльную сторону ее пальцев, выражение его лица говорило о сексуальных намерениях, но вовсе не выражало полного доверия, – но… это может касаться тебя и по‑прежнему оставаться государственной тайной.

– Не нужно придумывать всевозможные сценарии. Каковы на самом деле шансы на это? – Дженна посмотрела ему прямо в глаза.

Румянец залил его щеки. О, ничего себе, он был смущен. Это вызвало у нее смех:

– Все равно пообещай мне, Дима.

– Мне нравится, когда ты называешь меня по имени.

Дмитрий предполагал, что Дженна использовала его титул, чтобы позлить его… а может, чтобы установить эмоциональную дистанцию, когда ей было больно.

– Отлично, – с улыбкой ответила Дженна, – я заключу с тобой сделку. До тех пор, пока ты проявляешь ко мне доверие, достойное друга…

– И любовника, – вставил Дмитрий, прерывая ее на полуслове, хотя это было совершенно не в его стиле.

– Это все еще обсуждается. В любом случае, пока ты это делаешь, я буду называть тебя Димой.

Дмитрий замолчал, и Дженна увидела, что он о чем‑то напряженно размышляет. Неужели он настолько серьезно отнесся к такому простому уговору?

Дженна вдруг осознала, что ответ Димы слишком важен для нее. Она даже не пыталась лгать себе, что все дело в ее отношениях с Натальей и семьей ее лучшей подруги. Для нее важны были ее отношения с Димой. Да, теперь он Дима, а не принц Дмитрий… И это все усложняло.

Наконец, Дмитрий посмотрел на нее.

– Я согласен, – сказал он торжественно.

Воздух со свистом вышел из ее легких, облегчение позволило ей расправить плечи, но Дженна все еще старалась говорить небрежным тоном:

– Хорошо.

Следующие несколько часов были очень напряженными. Оказалось, что у Скайлар было гораздо больше, чем просто аудиофайлы с ее подслушивающих устройств. У нее были фотографии дизайнов, которые Дженна хранила в запертом картотечном шкафу в своем офисе, информационные файлы о «Миррус глобал» и даже о компании брата Дженны.

Но больше всего Дженну поразило другое: Дмитрий и босс Дженны испугались огласки этой ситуации в прессе – подобная утечка представляла бы в негативном свете и журнал, и королевскую семью, – и решили не выдвигать обвинения Скайлар.

Дженна была в ярости. Скайлар просто стояла там с самодовольным видом. Она знала, что из журнала ее уволят, но это ее не пугало.

– Давайте внесем ясность, – холодно сказал Дмитрий, – если с этого момента просочится хоть какая‑то конфиденциальная информация о моей семье или компании, мы не только выдвинем обвинения здесь, в США, но и предъявим вам обвинение в шпионаже и подадим на экстрадицию.

Скайлар побледнела, но ничего не ответила. Когда директор редакции журнала выступила с аналогичной, хотя и менее впечатляющей угрозой в отношении информации, связанной с журналом, помощник редактора даже глазом не моргнула.

Ярость Дженны кипела из‑за самодовольного вида Скайлар. Она сказала ей очень резким тоном:

– Учитывая информацию, которую вы сохранили в отношении компании моего брата, я сомневаюсь, что от него вы отделаетесь так легко, как от присутствующих здесь.

И Дима, и босс Дженны напряглись от ее слов. Дженне было все равно. Да, она понимала, что огласка этого дела может нанести ущерб, но эта женщина шпионила за ней и другими людьми через нее. Что могло помешать Скайлар сделать то же самое снова, если бы не было никаких последствий?

– Дженна, ты, конечно, понимаешь, что это было бы не лучшим развитием событий для журнала? – заметила ее начальница, ее тон был далеко не таким командным, как обычно. Она понимала, что это решать только Дженне.

– Вы и его высочество ведете себя так, как будто вы единственные, кто пострадал, но это не правда. – Она не могла его назвать Димой, когда он пытался заставить Дженну отказаться от чего‑то столь важного для нее. Настоящий друг не стал бы просить ее забыть о произошедшем.