Псы, стерегущие мир - Алексей Игнатушин

Ратьгой судорожно сглотнул; руки его помимо воли дернулись к жареному зайцу, фаршированному кашей. Пальцы разодрали хрустящий бок; взор заволокло густое облако пара; от изумительного запаха взбунтовались кишки, порываясь скорее согреться лакомством.

Яромир глянул на воеводу и с трудом сдержал улыбку. Кравчий наполнил Ратьгою ковш квасом – воевода выдул вмиг, попросил еще.

– Давно бы так, – проворчал Яромир. – А то строил из себя волхва.

Воевода промычал с набитым ртом, небрежно отмахнулся. С пальцев сорвались жирные капли и плюхнулись на скатерть темными пятнами. Князь улыбнулся. Его пальцы сомкнулись на чаше, бугристой от россыпи жемчуга, и нутро приятно согрел земляничный взвар.

Музыка грянула громче. Нестройный хор полупьяных голосов затянул походную песню, сиплые голоса разрезали музыкальную ткань. Музыканты морщились, удваивая усилия.

Палату охватил гомон. Ратьгой упер в стену тоскливый взгляд, кулаками впустую сжимая воздух. Дубину бы сейчас, подумалось некстати.

Шум умолк, как обрубленный. Стихли музыканты, песни, звяканье посуды, даже пламя светильников затрещало чуть тише. Тяжелый воздух, насыщенный запахами жаркого, хмельных испарений и чеснока, прорезала чистая струя, словно ворвался в окно порыв бриза.

Взгляды мужчин привлекла к себе вошедшая женщина. Ратьгой против воли расплылся в улыбке. Глянул на князя: тот вскочил на ноги, на щеках румянец, грудь выгнул колесом.

Приезжие князья с завистью посмотрели на Яромира, сожалея, что не досталось им такой прекрасной жены. Яромир неотрывно глядел на Умилу, и сердце его полнилось щенячьим восторгом.

Супруга заметила взгляд мужа, и алые губы раздвинулись в мягкой улыбке. В палате будто сверкнула молния – мужчины ошалело трясли головами, пальцами терли ослепленные глаза. Восхищенный шепот наполнил палату шмелиным жужжанием.

Княгиня легкой походкой шла к трону. Серебряные височные кольца при ходьбе отзывались чистым звуком, щемящим сердце. Подошла. Яромир с любовью оглядел ладную фигуру жены, укрытую шелковыми одеждами, ожерелье из цветного бисера на груди, медовую косу толщиной в руку почти до пят. Мужчины, как завороженные мальчишки, смотрели на косу княгини, в их глазах застыл благоговейный восторг.

Умила улыбнулась мужу, и в ее синих глазах сверкнули теплые искорки. Князь едва устоял на ногах, глазами жадно пожирая чистое лицо, словно видел жену в первый раз. Или в последний.

Красота Умилы представляла такую редкость, что простолюдины давно пустили слух о том, что Яромир взял в жены самодиву. Ратьгой прекрасно знал ее родителей, не раз видел девчушкой, но, когда Умила расцвела, усомнился: не богиня ли?

Княгиня оперлась на руку Яромира, села подле мужа, благостно кивнула:

– Продолжайте, гости дорогие.

Первыми опомнились кравчий с чарниками.

– Славься княгиня! – заорали они.

К потолку взметнулись десятки чаш, мужчины наперебой заорали здравицы, и стены опасно задрожали. Каждый хотел мелькнуть перед взором княгини: пусть ничто не сулил ответный взгляд, но все равно в сердце расцветал пламенный цветок из первородного огня, создавшего мир.

Палата вновь наполнилась звуками веселья. Гости пировали чинно, выказывая руминское вежество – пальцы об одежу и бороду не вытирали. Музыканты вместо разухабистых плясовых заиграли светлые мелодии, подобные журчанию лесных родников и пению птиц на заре. В зале посветлело, словно Дажьбог пристроил на стене щит.

Княгине наполнили чару фруктовым взваром, поставили курицу во щах богатых. Умила переглянулась с мужем, и ее полные губы тронула улыбка. Потом поднялась. Тонкие пальцы оплели чашу. Серебряный ободок ярко блеснул.

– За вас, гости дорогие. Великая честь потчевать славных мужей.

Князья и бояре вскочили на ноги, от рева мощных глоток затрясся свод, пламя светильников жалко скукожилось, погодя несмело расправив смятые лепестки.

Заздравные крики посыпались горохом.

– И ты будь здрава, княгиня!

– Многие лета княжьей чете!

– Вот свезло Яромиру!

– Слава княгине, слава князю!

Яромир улыбнулся. Ратьгою что-то не понравилось в возгласах, но воевода не понял, что именно, и уткнулся в золотой поднос с жареным фазаном. Князю до смерти захотелось обнять девичий стан, прильнуть к губам, но приходилось сидеть с каменным лицом, наблюдать за гостями, улыбаться и кланяться в ответ.

Ладони Яромира коснулись мягкие пальчики, и раздражение смыло горячей волной, будто запруду в половодье. Умила без слов поняла мужа, глазами сказала: «Терпи».

Яромир вздохнул и с хрустом поднялся. Руку оттягивала золотая чара. В ответ на княжью здравицу гости заорали свои, и Яромир сел. Казалось, кожа на лице одеревенела от улыбки. Все знакомо, привычно, скучно до ломоты в челюстях, но пир надо продолжать.

Княгиня ела чинно. Сидящие рядом с нею гости удостаивались разговора и дивились осведомленности прекрасной женщины. Отроки сбились с ног, таская блюда из поварни. Палата была полна клубами ароматного пара: воздух загустел, еще чуть-чуть – и можно было бы его пить.

Музыканты сделали небольшой перерыв. Луженые глотки зашипели под потоками кваса. И людской гомон вновь разбавила музыка.

Ратьгой заприметил крадущегося у стенки паренька в простой рубахе, бледного. Палата отражалась в его больших глазах. Крылышко тетерева застыло у лоснящихся жиром губ – воевода хмуро наблюдал за учеником волхва, непонятно зачем зашедшего на пир, перехватил взгляд, нахмурился.

Паренек приблизился к князю, но его рукав схватили пальцы Ратьгоя, и в уши ученика противно ввинтился грубый голос:

– Куды?

– Я, э-э…

Паренек побледнел еще больше. Яромир, заприметив неладное, взглянул хмуро:

– Пусти, Ратьгой.

Воевода вытер жирные пальцы о рубаху парня и с ворчанием вгрызся в крылышко – под гнетом желтоватых зубов тонкие косточки раскололись на мелкие щепки. Потом слуха отрока коснулись нелицеприятные слова о волхвах и их приспешниках.

Яромир поглядел на покрасневшее лицо ученика волхва, спросил насмешливо:

– Чего пришел?

Парень справился с волнением и необычным для юного возраста густым голосом заглушил звуки веселья:

– Вольга просит прийти, дело очень важное.

Умила с любопытством глянула на мужа: в последнее время муж часто общался со служителем богов, бывал тревожным. Яромир успокоил любимую взглядом и встал из-за стола:

– Гости мои, пируйте, а я пока отлучусь ненадолго.

В ответ раздались пожелания поскорее возвращаться, добродушные смешки. Ученик Вольги направился к выходу. Князь, взглядом держа худую спину, хлопал гостей по плечам, говорил льстивые слова. Шею вдруг ожгла горячая волна, приправленная чесночным духом.