Преступление победителя - Мари Руткоски

При мысли о том, что придется опять притворяться счастливой, ей становилось плохо. Но выбора не было. Кестрель должна протанцевать всю ночь до утра, пока гости не разойдутся. К тому времени она успеет стоптать туфельки, если только ее сердце вынесет это притворство.

Кестрель встала. Император не смотрел в ее сторону, по крайней мере не в данный момент. Его взгляд был устремлен на сына. Кестрель начала пробираться сквозь толпу, отвечая всем, кто подходил к ней, что пообещала этот танец другому. В зале было тесно. Лица, мелькавшие вокруг, напоминали размалеванных детских кукол.

В конце концов Кестрель выбралась из зала и выскользнула за дверь, в прохладу коридора. Там не было ни души — разумеется, здесь же не на что смотреть и нечем заняться. Другое дело — в теплую погоду, когда с галереи, протянувшейся вдоль этой стены дворца, можно полюбоваться садом. Зимой все окна были закрыты, а выходы на галерею задернуты бархатными портьерами, однако это не спасало от сквозняка, который холодил ноги Кестрель. Она торопливо оглянулась и, убедившись, что никто за ней не следит, нырнула за портьеру.

Свет из коридора очерчивал край шторы, но снаружи было так темно, что Кестрель не могла разглядеть даже собственные руки. Она прикоснулась к стеклу, словно сделанному из черного льда. В ночь ее свадьбы окна откроют. В садах будут цвести деревья, распространяя повсюду свой медовый аромат. Кестрель возненавидит этот запах. Она будет помнить его каждый день, управляя империей, рожая мужу детей. Молодость пройдет, но выбор, который Кестрель сделала, останется с ней до конца жизни.

Внезапно послышался шорох: деревянные кольца скользнули по карнизу, полоска света стала шире. Кто-то отодвинул портьеру и шагнул на галерею — ближе, ближе. Кестрель обернулась и увидела, как качнулся и вновь замер тяжелый бархат. Серые глаза серебром блеснули в темноте.

Это он. Он приехал. Арин.

Кестрель думала, что стала забывать черты его лица. Но сейчас ей почудилось, будто в крови у нее порох. Разве можно было забыть энергию, которую Арин излучал всегда, даже когда не двигался. А как он смотрел ей в глаза, будто каждый взгляд — это выбор, от которого нельзя отступиться? Его близость — как горящий фитиль. Кестрель поняла, что нет, она ничего не забыла.

— Нас не должны видеть вместе, — прошептала она.

Глаза Арина сверкнули. Он задернул за собой портьеру, галерея снова погрузилась в полную темноту.

— Так лучше?

Кестрель сделала шаг назад, но нога уперлась в балюстраду, а лопатки коснулись ледяного стекла. Кестрель уловила запах соленой воды.

— Море, — произнесла она. — Ты добрался по морю.

— Я решил, что это разумнее, чем гнать коня через горы.

— Моего коня!

— Если тебе нужен Ланс, приезжай домой и забирай его.

Кестрель покачала головой:

— Поверить не могу, что ты смог доплыть в такое время года.

— Ну, заслуга не моя, а капитана. Бедняга проклинал меня всю дорогу, за исключением тех моментов, когда меня рвало. Тогда он просто надо мной смеялся.

— Я уже решила, ты не приедешь.

— Я передумал.

Арин подошел к ней и тоже оперся на балюстраду. Слишком близко.

— Сделай одолжение, держись от меня подальше.

— Ах, будущая императрица велит мне отодвинуться? Что ж, приказ есть приказ. — Однако Арин даже не подумал отстраниться, повернув к ней голову. Узкая полоска света, похожая на шрам, легла на его щеку. — Я видел принца. Горькую пилюлю тебе придется проглотить ради власти.

— Ты ничего о нем не знаешь.

— Я знаю, что ты помогла ему сжульничать в «Пограничье». Да, я все видел. Другие, может, и не заметили, но я-то тебя знаю. — Его голос стал хриплым. — Боги, да как Верекса можно уважать? Ты без труда выставишь его дураком.

— Не выставлю.

— Врешь.

— Я не хочу этого делать.

Арин помолчал.

— Может, и не хочешь, но это ничего не меняет. — Он отодвинулся, и его силуэт утонул в тени. Но глаза Кестрель уже привыкли к темноте, поэтому она увидела, как Арин откинул голову, прижавшись затылком к стеклу. — Кестрель…

Ее сердце сжалось. Она не могла вымолвить ни слова. Но Арин тоже замолчал. Он произнес ее имя так, что прозвучало как вопрос. А может, Арин вовсе не пытался ничего спросить и Кестрель услышала вопрос лишь потому, что хотела ответить?

В душе что-то оборвалось. «Скажи ему. Он должен знать». Но за этими словами скрывался непонятный ужас. Кестрель слишком медленно соображала, чтобы понять почему. Она боролась с искушением рассказать Арину, что ее помолвка была платой за свободу Гэррана.

— Не хочу говорить о твоем женихе. — Арин отошел от балюстрады и выпрямился. — Мне нужны сведения.

— Собираешь сплетни? — шутливо бросила Кестрель, теребя лепестки ожерелья. Стекляшки беспокойно зазвенели.

— Я ищу слугу гэррани. Он пропал.

Кестрель вспомнила про Тринна. «Скажите ему. Он должен знать», — так сказал несчастный узник.

— И что это за гэррани?

— Мой друг.

— Спроси управляющего.

— Я спрашиваю тебя.

Невероятно. Уже один этот вопрос был верхом неосмотрительности. Не важно, что губернатор Гэррана не доверяет ей и не считает возможным все объяснить: Тринна прислали следить, и он, вероятно, попался. Но Арин, очевидно, совсем не задумывался о своей безопасности.

Никто в своем уме не решился бы спросить о шпионе у будущей невестки императора, которая к тому же уже предавала его. Но Арин вообще не мог похвастаться развитым инстинктом самосохранения. Что было бы, узнай он правду о помолвке?

«А у меня, стало быть, чести нет?» — спросил он однажды. Кестрель не знала, что значит для Арина это понятие. Наверняка он видит все не так, как ее отец. Для генерала честь была строгим мраморным монументом. Для Арина — живым, подвижным существом. Кестрель знала: человек с таким представлением о чести готов стерпеть любую боль, задержав дыхание и закусив губу до крови.

Если Кестрель расскажет Арину правду, он откажется от мира, установленного ценой таких жертв. Не важно, любит он ее или нет. Арин в любом случае не станет смотреть, как она отказывается от свободы ради него. Он найдет способ разорвать помолвку, а Кестрель… Кестрель не станет ему мешать. Она не сможет противиться чувству, непреодолимой тяге к Арину, желанию раствориться в нем. Разразится жуткий скандал, а потом начнется война.

Поэтому Арин ничего не должен узнать, пусть даже ей придется лгать каждую секунду. Кестрель сумеет держаться холодно и отстраненно. А что касается Тринна… У нее появился план.

— Ладно, — согласилась она. — Скажи, как зовут твоего друга, а я поделюсь всем, что знаю о нем, в память о том, как ты защищал меня во время восстания. Валорианцы не забывают, кому и чем обязаны.